Эту историю я пишу без согласия главной героини, а потому пусть она будет считаться неправдивой. Настоящие имена раскрывать не буду, и приукрашу художественным вымыслом. Если когда-то героиня рассказа прочтёт его и узнает себя, пусть напишет мне на электронную почту: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. Очень хотелось бы снова пообщаться с ней и узнать продолжение её жизненной истории.
Я работала тогда психологом в профессиональном техническом училище, это было первое место моей деятельности именно по данному профилю. Психологического опыта работы я тогда не имела и приобретала его вместе со своими подопечными, которые сразу преподнесли мне нелёгкие испытания, требующие неотлагательных решений. Сейчас, много лет спустя, я понимаю, что, хоть и без опыта работы, да и без житейского опыта – я сама тогда была ещё незамужняя юная девушка – всё же была психологом неплохим для этих детей-подростков: детей непростых – лишенных родительского попечения, детей – социальных сирот. У каждого из них имелись тяжёлые психологические травмы семейного воспитания и проживания в родительских семьях. К нам эти подростки переводились после школ-интернатов, где они проживали постоянно. В основном, это были дети из семей, где родители-алкоголики, не уделявшие должного (а, может, никакого) внимания своим чадам. У каждого своя судьба, своя тяжёлая история, свои серьёзные последствия. Таким детям в медицинской карте априори ставят диагноз дебильность, только разной степени тяжести. На самом деле, разобравшись и познакомившись с ними, я поняла, что этот диагноз не всегда подтверждался, даже не то, чтобы не всегда – очень часто.
Аня была одна из них. Очень худенькая, даже можно сказать, истощённая. Белокурая, с такой же белой кожей и просвечивающимися прожилками. Казалось, дунь на неё, она и взлетит, как одуванчик – лёгкая, невесомая, воздушная.
Это был первый год моей практики и последний год её учёбы в училище. Она рисовала мне всегда гробы. Я недоумевала:
– Почему гробы? Нарисуй себя.
Она снова рисует гробы.
– Это что? – спрашиваю я.
– Это я. А вот этот маленький гробик – это мой младший братик. Он ещё учится в интернате, но я обязательно его найду и заберу. А остальные гробы – тоже мои братья и сёстры. Нас восьмеро у матери было. Она уже умерла «от водки». А мы все от разных отцов. Но я всё равно хочу всех разыскать. У меня никого нет, кроме них.
Мне очень хотелось, чтобы у Ани кто-то ещё был, и потому мы подружились. Она была очень ласковая и можно было бы сказать, что даже хорошая, но тот образ жизни, который она вела… Нет, не только она. Все эти подростки вели почти такой же образ жизни, как и их горе-родители. Водка, беспорядочные половые связи, хулиганство, воровство… Я жалела их, ведь понимала, что это не их вина, это их беда. Очень быстро я нашла с ними общий язык, и они приходили ко мне просто пообщаться. Выяснилось, что у таких детей повышенный уровень тревожности и очень заниженная самооценка. Я старалась им помочь.
Когда я впервые пришла в это училище, то меня наставили, как правильно общаться с данной категорией учащихся: главное, их не бояться. Я очень удивилась. Значит, все их боятся? Оказавшись среди немытых в прямом и переносном смысле подростков с отклоняющимся поведением, я поняла, что они глубоко несчастны. Не нужно их бояться, нужно помогать вырваться из этого грязного омута. Я тестировала их и, конечно же, получала неблагоприятные результаты и прогнозы. Однако затем я беседовала с каждым индивидуально и рассказывала об их положительных чертах, которые я предполагала и выискивала и даже выдумывала, пытаясь найти новые ресурсы, показать им возможный путь развития и исправления. Я наблюдала, как после таких бесед светлели их мрачные серые лица, как у них, хотя бы на миг, появлялась мотивация хотя бы к малейшему исправлению. Правда, это происходило ненадолго, ведь, возвращаясь в свой ограниченный мир, они снова погружались в прежнюю жизнь. Поэтому им снова и снова необходимо было подкрепление в лице психолога.
До поступления к нам они все очень боялись слова «психиатр». Видимо, неоднократно приходилось сталкиваться с этим специалистом и не в самых лучших обстоятельствах. Поэтому слово «психолог» их тоже поначалу пугало. Однако после совместной беседы они оттаивали и даже посвящали меня в некоторые обстоятельства своей жизни, что совершенно редко случается, ведь они привыкли никому не доверять.
Аня тоже часто приходила ко мне. Однако также часто она пропадала где-то с подругой, они иногда не ночевали в общежитии, иногда не являлись на занятия, за что сурово наказывались воспитателями и другими компетентными людьми. Я просто её ждала, как, впрочем, и других своих подопечных.
Прошло время, у Ани появился постоянный парень. Местный. Она ушла из общежития к нему домой. Жили с его матерью. Предполагаю, что там тоже была неблагополучная семья, ведь они знали, кого пустили в дом. Наших учащихся страшился весь небольшой городок, в котором располагалось наше училище. Вот тут, в этой семье случилось непоправимое. Аня забеременела. По-хорошему, коль парень привёл девушку в дом, она забеременела, то он обязан на ней жениться. Так размышляла и Аня. Однако одна только новость о беременности вызвала большой скандал в этой семье. Аню выгнали с позором. Ей пришлось возвращаться в общежитие.
Девушка долго скрывала факт своей беременности до тех пор, пока скрывать это стало уже невозможным. Из худенького тела торчал острый животик, на который все стали обращать внимание. Что делать? Теперь эта беременность – проблема администрации училища. Тем более, что директор по законодательству являлся опекуном всех детей-сирот, прибывших на обучение. Организовали собрание, вынесли приговор – девушке нужно делать аборт.
Я об этом узнала не сразу, поскольку уезжала на сессию. Училась ещё в институте. По приезду мне эта новость показалась шокирующей. Мне захотелось увидеть Аню, поговорить с ней.
Встретившись с девушкой в общежитии, я отметила для себя, что беременность ей очень к лицу. Она слегка поправилась и стала настоящей красавицей. Стройная, длинноногая, с развивающимися светлыми волосами, она претендовала на модель, если бы не выделяющийся животик.
– Они хотят, чтобы я сделала аборт, – говорила мне Аня, сидя у раскрытого окна. – Но я этого не хочу. Почему я не могу оставить ребёнка? Я буду о нём заботиться, ухаживать. Я буду хорошей матерью. Вы верите, что я буду хорошей матерью?
Я верила. И даже сейчас, спустя более двадцати лет, я верю, что для этого ребёнка Аня была бы хорошей матерью. Ребёнок не может быть послан просто так. Он всегда посылается вовремя. Я уверена, что с началом материнства Аня бы изменила свой непутёвый образ жизни, её внимание переключилось бы на ребёнка. Училась она уже на последнем курсе. Успела бы закончить, получила бы диплом, родила, жила бы на пособие. А что ей ещё нужно? Шикарной жизни она никогда не видела. И этого пособия ей вполне бы хватило, чтобы прожить первое время с малюткой, потом бы нашла работу. Но всё повернулось по-другому…
Аня сопротивлялась. Она говорила всем, что не согласна на аборт, пыталась убегать. Но куда ей бежать? Для неё чужой город, чужие люди, она – под опекой училища. Никаких наличных денег, никакого жилья. Затравленный зверёк с тем самым высоким уровнем тревожности.
Однажды медсестра, работающая в училище, подошла ко мне с определённой просьбой:
– У вас с Аней хорошие отношения. Она может послушаться. Уговорите её, чтоб согласилась на аборт. Сроки поджимают. Её и так уже ждут искусственные роды. Мы надеемся только на Вас. Вы же психолог.
Это была своеобразного рода манипуляция. Я психолог – значит, я должна это сделать. К сожалению, на том момент у меня ещё не было в жизни чётких убеждений, что аборт – это убийство, что там уже маленький человек, который имеет право на жизнь. Однако я знала, что Аня очень хочет этого ребёнка и поэтому я совсем неловко попыталась её защитить.
– А почему мы не можем оставить этого ребёнка? Что будет, если она родит?..
И тут на меня обрушился шквал нелицеприятных обвинений, в том, что я непрофессионал, что я ничего не понимаю в этих делах и многое другое. Самым весомым аргументом было то, что у Ани «целый букет венерических заболеваний» и что «родится урод».
С этим мне пришлось подняться к Ане на этаж общежития. Она сидела в тёмной комнате одна, задумчивая и несчастная. Я подумала: «Как я ей это скажу? Я сделаю её ещё более несчастной». Я стояла и долго молчала, глядя на неё, у меня язык не поворачивался. Но внизу ждала медсестра, злая медсестра, которую теперь я тоже боялась. Я нелепо промямлила:
– Аня, мне сказали, что у тебя целый букет заболеваний, что родится урод. Может, ты всё-таки согласишься?..
Аня заплакала:
– Ну вот. Вы тоже против меня. Я одна. У меня больше никого нет.
Я тоже заплакала в душе. Но ей я сказала:
– Хватит об этом. Я не стану тебя уговаривать. И больше никогда тебе этого не посоветую.
Мне до сих пор очень жаль, что я тогда должным образом не поддержала её. Рядом с Аней я чувствовала себя тем же беззащитным созданием, которое ничего не может сделать ради неё. Она была всего на 5 лет младше меня. Я тоже была одинока и молода. Но дома меня ждали мои родители. А она так и осталась одна. Мы просто сидели в полумраке и молчали. Молчали о её беде.
Потом я ушла на целый месяц в ученический отпуск, так как готовилась к государственным экзаменам. Про Аню я специально старалась не думать, потому что знала, что у неё нет выхода. Её заставят, её сломают. Точнее, силой заломают и повезут в больницу. Так и произошло.
Надеюсь, что Бог милостив и грех аборта не вменится во грех этой беззащитной девушке, которую силой принудили к аборту. Видит Бог, она этого не хотела. В той ситуации степень дебильности можно было присвоить всем нам, взрослым – всем, кто участвовал в этом злодеянии. Самой рассудительной и разумной оказалась девушка, у которой в медицинских документах значилось – дебильность лёгкой степени, но такого диагноза на самом деле у неё не могло быть.
II
Прошло около 10 лет. У меня уже была своя семья, дети. Я жила в другом городе и работала на другой работе. Однажды в социальных сетях в ленте мелькнула знакомая фотография, я присмотрелась. Знакомые имя и фамилия. «Да это же Аня!» Я не помню, кто кому первый написал, но у нас завязалось общение. Мне было очень интересно, как сложилась её судьба, потому что после той истории, когда я вышла из отпуска, Ани в училище уже не было. Я пыталась разузнать у коллег, что с ней, где она. Всё, что мне стало известно – это то, что я и предполагала – ей принудительно сделали аборт, выдали диплом об окончании училища и отправили домой по месту жительства.
Дома у неё, конечно же, не было. Просто отправили на малую родину, по месту её рождения, на другой конец той ещё бывшей страны... Там у неё нашлась какая-то дальняя, даже не родная, бабушка, которая её приютила. Затем Аня вышла замуж за нелюбимого человека намного старше неё только потому, что ей некуда было деваться – у той бабушки были свои наследники. Об этих подробностях я узнала уже от Ани.
Мы стали созваниваться, она много рассказывала о себе. Разговаривала она уже на украинском языке. Я с ней – на русском, а она со мной – на украинском. Причём на таком украинском, который не всякий украинец поймёт. Было много непонятных слов. «Ближче до польськой», – как она выразилась про свою «мову», потому что жила уже во Львовской области. Тогда ещё ничего не мешало нашему общению…
Итак, Аня постепенно нашла своих братьев и сестёр, стала с ними общаться, ничего плохого ни о ком не говорила. Она и о матери своей никогда не говорила плохо. Аня не жаловалась на судьбу, всегда была жизнерадостная, хотя я знала, что с мужем они живут нехорошо: он пьющий, нигде не работает, любви нет, да и условия их проживания желали бы лучшего. Тем не менее, Аня родила двух сыновей. Она стала хорошей матерью своим детям и была верной супругой. За частыми разговорами я поняла, что Аня много внимания уделяла своим детям. Она всегда старалась, чтобы они были аккуратными и «чемными» (с укр. – вежливыми).
Спустя время, Аня рассказала мне продолжение той истории принудительного аборта, которая оказалась ещё ужаснее, чем я рисовала её в своём воображении.
– Меня тогда отвезли в роддом, обращались со мной очень грубо, – со слезами рассказывала мне Аня, – влили в матку какой-то раствор. После этого мой ребёнок стал очень сильно двигаться. Сначала я не поняла, что происходит. Потом до меня дошло, что он умирает. Причём умирает в страшных мучениях. Это продолжалось бесконечно. Я не знаю, сколько я это терпела, но само осознание того, что во мне умирает мой ребёнок, что он бьётся в страшных страданиях, сводило меня с ума. Это было невыносимо. Потом он стал затихать. Я почувствовала, как он в последний раз толкнул меня в бок пяточкой и затих. Я поняла, что он умер. Невозможно передать всю тяжесть моей душевной боли. Меня отвели в родильный зал, и там я родила мёртвого ребёнка. Они просто положили его в лоток у моих ног и ушли, сказав, что мне надо лежать какое-то время. Я не выдержала и посмотрела вниз. Это была девочка. Маленькая моя девочка. Никакой не урод! Всё было на месте: ручки, ножки… Потом я ничего не помню. У меня случилась истерика. Мне очень тяжело об этом вспоминать. Я ненавижу всех тех, кто оказался причастен к моему горю. Ненавижу директора училища, его заместителей, ту медсестру, врачей, которые сделали это со мной. Затем я помню себя, как в тумане. Знаю, что меня накрыла депрессия. Я постоянно плакала. Из роддома меня перевели в «психушку». Там я очень долго лечилась. Сейчас у меня два мальчика, а я так хотела девочку… Я всегда буду помнить свою девочку и всегда представляю, что было бы, если бы она у меня была. Ради неё я отдала бы всё, даже свою жизнь. Но я не отстояла, не смогла…
III
Однажды зимним морозным днём после долгого молчания Аня снова мне позвонила. Иногда она звонила мне часто, а бывало, что пропадала надолго. В этот раз она набрала меня не просто так, чтобы поболтать: разговор оказался серьёзней, чем я думала.
– Я вагитна и збыраюсь на аборт.
– Беременна? Аборт? – от неожиданности я присела.
– Понимаете, я не могу оставить этого ребёнка. Муж пьёт, нигде не работает, у меня нет постоянной работы, я подрабатываю у разных людей. Живём мы плохо, еле сводим концы с концами. Мне все говорят, чтобы я делала аборт. Муж за аборт. Свекровь настаивает, соседи косо смотрят, медсестра в поликлинике сказала, что нужно делать аборт. Я уже записалась на определённую дату. Я у многих людей спрашивала: мне все говорят, чтобы я делала аборт.
– Но ведь ты не спросила у меня. А я тебе говорю, чтобы ты не делала аборт!
В тот момент я не помнила, что когда-то давно, много лет назад, пообещала ей, что никогда больше не посоветую ей сделать аборт. И я своё слово сдержала! Если бы Аня попросила меня привести аргументы, почему она не должна делать аборт, вряд ли я тогда их смогла найти. Но что странно – Аня у меня их не просила. Её реакция была неожиданной:
– Вы действительно считаете, что мне не нужно делать аборт? Я должна родить этого ребёнка?
– Да, да. Абсолютно верно. Ты не должна делать аборт и очень бы хотелось, чтобы ты родила этого ребёнка.
Я снова не привела ни одного аргумента.
Анализируя этот разговор чуть позже, я поняла, что Аня на самом деле не хотела делать аборт. Да, она жила в неблагоприятных жилищных условиях. Муж – алкоголик. Все видели единственный выход из этой ситуации – аборт. Она понимала, что зависима от многих людей, видела только отрицательные стороны своего положения. Давление общества сделало своё дело – она сдалась. Но сама она, видимо, в глубине души совсем не хотела этого. Заметим, что Аня даже не спрашивала у меня совета, она поставила меня перед фактом – записалась на аборт. Но на самом деле она искала. Искала всего одно «ДА», хотя бы единственное «ДА» среди множества «НЕТ», чтобы сохранить жизнь своему ребёнку. И это всего одно «ДА» стало основополагающим, стало центом её вселенной, которую она собиралась разрушить. Аня так ухватилась за это «ДА», что уже ничего не могло повлиять на её окончательное решение.
– Почему ты мне сразу не позвонила, Аня? – недоумевала я.
– Как хорошо, что я Вам позвонила. Я буду рожать этого ребёнка.
Честно говоря, с сокрушением хочу признаться, что я пообещала Ане поддерживать её на протяжении всей беременности, если она её сохранит. Аня действительно её сохранила. Но я… Я не смогла её поддержать.
Это был 2014 год. У нас в Луганске начались обстрелы и бомбёжки. Пока связь ещё была, мы разошлись во мнениях на политической почве. После очередной бессонной ночи от украинских бомбёжек мне пришлось срочно брать своих маленьких троих детей и вывозить их в Россию – в безопасное место к родственникам. В России у меня не было с ней связи, хотя при желании можно было связаться по интернету. Но наша связь прервалась. Я представляю, что всю беременность Аню никто не поддерживал, она снова оказалась одна. Не хочу рассказывать о себе, какие трудности мы испытали с этой войной, да и рассказ не об этом. Не буду даже себя оправдывать, что я бросила её в очередной раз, но так уж сложилось…
Вернувшись почти через год в военный Луганск, где гремело уже не в самом городе, а в его окрестностях, хотя всё же иногда прилетало и к нам, я неожиданно получаю звонок от Ани. Она не спрашивала, как наши дела, мы не говорили о войне ни слова. Она только благодарила меня за третьего сына, которого она родила несмотря ни на что.
– Он такой хорошенький! Это моя любовь, моя радость, моё утешение. Как же я благодарна Вам за то, что остановили меня тогда. Если бы его не было, я бы не обрела это счастье!
– Аня, но я же ничего на самом деле не сделала. Мне вообще не пришлось тебя даже уговаривать. Ты сама приняла это решение. Я просто сказала всего одно «ДА»!
– Для меня этого было достаточно. У меня всё хорошо. Теперь я многодетная мать. Получаю пособие по многодетности. На него можно жить. А главное – это мой малыш. Он самый ласковый из троих мальчишек, самый любимый. Я не представляю своей жизни без него.
Я поняла, что Аня не только сохранила жизнь своего ребёнка, она сохранила саму себя, свою целостность. В глубине души она понимала, что аборт – это преступление, тем более, что у неё уже был негативный опыт – да что там опыт! – это была психологическая травма, которая бы снова дала о себе знать. С большой вероятностью можно утверждать, что в случае аборта её снова ждала тяжёлая депрессия и жизнь пошла бы под откос. И не только её, но и жизнь её детей.
Отмечу, что всё это время Аня по-прежнему разговаривала со мной на украинском языке, а я с ней по-прежнему – на русском. Мы помирились на некоторое время.
IV
Почему люди всегда думают, что прерывание беременности – это единственный выход в некоторых ситуациях? В данном случае – бедность, некомфортное существование. Якобы ребёнок отберёт кусок хлеба. Аня пошла ва-банк. Она не стала об этом всём думать. Она поставила человеческую жизнь превыше всего. И сделала правильный выбор.
Часто в таких случаях говорят: «зачем плодить нищету?» Но что такое нищета? Где её грани? Какие у неё особенности? В последнее время обращаю внимание, что о нищете в материальном плане говорят те, у кого убогий внутренний мир. Те, у кого он особенно богат, не сильно обращают внимание на внешние обстоятельства, поскольку видят особую красоту в высших человеческих ценностях. Это ли не богатство души? Поставить какой-то призрачный материальный комфорт выше человеческой жизни – вот, что означает нищета. Пропасть, пустота, бессмысленность. Богатый внутренний мир мыслит шире, видит больше возможностей, раскрывает различные пути преодоления сложившихся проблем не грубым путём убийства живого человека, а путём гуманным, нравственным, сверхъестественным. Богатство – от слова Бог. Это внутреннее состояние правильно принятого решения; спокойной, непорочной совести; ощущения достатка при минимально комфортных материальных условиях.
Когда дети растут в скудных условиях, но их родители не воспринимают это как трагедию, то в дальнейшем они вспоминают своё детство как вполне благополучное. На самом деле им хватает родительской любви и внимания. Сужу об этом не на основе предположений, а исходя из собственного опыта. Причем, в дальнейшей жизни стесненные условия воспринимаются со смирением – это очень хороший жизненный опыт.
Когда же окружающие аргументируют нелепой фразой: «нечего плодить нищету», то многие люди почему-то на этом спотыкаются и начинают сомневаться в реальности своего душевного благополучия. Что за глупая фраза? Кто первый её произнёс? Хватит вводить людей в заблуждение. Не будем путать понятия. Не будем ничего подменять. На самом деле человеческая жизнь – это богатство, это вклад в будущее, это инвестиция. А прерывание жизни – это нищета, убогость сознания, мрак совести.
Что было дальше? Мы снова долго не общались. На Донбассе гремело от взрывов и разрушений. Часто не было света, надолго пропадала мобильная связь, а тем более – не было интернета. Мы выживали. Мне совсем было не до Ани, и я утешилась тем, что она обрела свою радость в материнстве, поэтому у неё всё хорошо.
Никогда не соглашусь с теми людьми, которые утверждают, что лучше сделать аборт, чем потом ребёнок всю жизнь будет скитаться по детским домам и школам-интернатам. Вот, например, мать Ани. Она родила восемь детей и абортов, видимо, не делала. Да, нелёгкое детство пришлось пережить её детям, но о жизни человеческой судят не по одному периоду его существования. Дети выросли, детство быстро проходит. И вот Анна уже мать троих детей. Она нашла свой путь. Не каждый человек из благополучной семьи может найти себя, любой может оступиться – никто от этого не застрахован. Дети Ани благополучные, любимые, обласканные матерью. Я уверена, что она не хотела бы, чтобы её мать сделала аборт. Она пожелала бы жить. У любого человека свои слёзы и радости на протяжении всей жизни. Время плакать, время радоваться – у каждого приходит в свой нужный момент.
Прошло несколько лет. Начало 2022 года. Аня позвонила мне неожиданно, чтобы сообщить новости о себе.
– Я ушла от мужа. Невыносимо было смотреть, как он пил. Он превратил свою жизнь в животное существование. Напивался до того, что не вставал с постели и ходил под себя. На это смотрели мои дети, они ведь тоже мужчины. Мне бы не хотелось, чтобы таким был пример отца. Но это ещё не всё. Мы уехали из деревни во Львов, и здесь я встретила любимого человека. Он очень любит меня, буквально носит меня на руках. Одаривает подарками. Меня всё устраивает. Он хочет жениться, а я не знаю, что делать – ведь у меня уже трое детей. А у него детей нет. Хотя… Вы знаете… я же опять беременна. Только теперь от любимого человека. И он хочет этого ребёнка, говорит, что это лучший подарок для него.
Такого поворота я не ожидала. Аня изменила полностью свою жизнь. Теперь она счастлива. У неё трое прекрасных мальчишек и любимый человек. И вот эта новая беременность, которую уже никто не предлагает прервать, потому что Аня просто никому этого не позволит.
Затем наступили известные военные события, которые вновь разрушили наши с Аней отношения. Спустя некоторое время, когда чувства и эмоции улеглись, я поняла, что теперь мы не можем найти друг друга. У нас появилась новая мобильная связь, которая недоступна в Украине. Те социальные сети, которые разрешены у нас – у них запрещены. Я не знаю продолжения этой истории. Надеюсь, что у Ани родилась девочка.
Несмотря на то, что мы находимся на кардинально противоположных сторонах военно-политической арены, я желаю, чтобы жизнь её сложилась благополучно.
Один знакомый священник, рассказывая об абортах, как-то сказал: «о чём эта история? Эта история о войне – войне духовной». Неслучайно, думаю, и я слегка затронула тему войны, хотя изначально хотела мягко её опустить. И рассказ должен был быть со счастливым концом. Однако его пока не будет – счастливого конца. Пока брат враждует с братом в безумной военной мясорубке, пока родители убивают своих беспомощных детей – не будет этого долгожданного счастливого конца и победы ни с чьей стороны. От абортов погибает детей больше, чем погибло в этой бессмысленной войне между братскими народами. А погибло немало. Льётся невинная кровь детишек, в которой захлебнулась вся территория когда-то святой Руси: и на той, и на этой стороне.
К сожалению, наше общество находится не только на дне демографической ямы, но на такой же глубине нравственного падения. Кстати, давно сделала вывод, что эти понятия коррелируют между собой: чем хуже у нас с духовными категориями, тем меньше нас. К слову сказать, в Великую Отечественную войну аборты в Советском Союзе были запрещены, и этот факт, как духовное условие, способствовало нашей Победе. Женщины рожали детей даже в блокадном Ленинграде.
Сегодня же человеку проще сказать «нет» рождению своего ребёнка, чем выйти из привычной зоны комфорта. Хотя этот «комфорт» – в кавычках: призрачный, в условиях войны и разрухи. Разрухи внешней и внутренней - той самой, что в головах. Всего одно «да» каждого из нас сможет прекратить безумное уничтожение наших детей, прекратит кровавую братскую резню, остановит уничтожение самих себя – то есть поможет сохранить жизнь на земле.
г. Луганск, 2025 год
