Рука настоящего мастера

Интервью с Александром Бондаренко

В майском номере газеты «Православие Луганщины» в статье Вадима Рыбальченко «Господь строит через наши руки» о благочинном Михайловского округа Ровеньковской епархии протоиерее Александре Притуле было написано несколько добрых строк и о художнике, скульпторе Александре Бондаренко, который занимался внутренним оформлением Свердловской Свято-Петро-Павловской церкви. Он расписывал не только стены, но и оформлял иконостас, сам делал колонны, производил лепные работы. Храм получился очень красивым и нарядным. Редакция газеты «Православие Луганщины» решила узнать об этом человеке более подробно.

Преподаватель «Луганского Колледжа культуры и искусства» Александр Иванович Бондаренко согласился дать интервью для нашего православного издания. Но, сколько не уговаривала, наотрез отказался дать свое фото. Ни к чему, говорит, мне тщеславиться. Дабы не возникло задней мысли, скажу сразу, Александр – очень добрый, открытый в общении и симпатичный человек.

Александр Иванович, с какого возраста вы рисуете?

Мои способности проявились где-то с 7-го класса. До этого я о них и не подозревал.

А затем? Как вы стали профессиональным  художником?

Далеко не сразу. После школы я учился на геолога, затем работал по специальности. Работа была связана, в основном, с документацией. Никакого творчества. Поэтому, я все подумывал сменить профессию. И только в 27 лет я поступил в Луганское художественное училище. Еще будучи студентом, стал подрабатывать художником-оформителем. Официально найти работу художником оказалось невозможно, но, тем не менее, окончив училище, на этом не остановился. Поступил в Харьковский художественный институт. Мастерство с годами росло, что позволило попробовать себя и как иконописца.

Но, иконопись очень сильно отличается от обычного рисования. Там столько правил, нюансов, которые нужно знать, не говоря уже о духовной готовности художника. И краски применяются особые минеральные. Минералы растирают в порошок, а потом делают краски. Еще, знаю, современные иконописные мастерские рисуют темперой. Вас кто-то учил этому мастерству?

Нет. Я сам осваивал технику, читал соответствующую литературу. Все делал с благословения духовных лиц, не иначе. Советовался. Но минеральными красками я не пользуюсь. Рисую обычным маслом или акриловыми красками.

А в каком стиле работаете?

Слово «живопись» происходит от словосочетания «живо писать», то есть, чтобы нарисованное смотрелось живым. Только не путайте «живо» в смысле «быстро», в этом случае «тяп-ляп» и получается. Этим многие современные художники абстракционисты грешат. Цветовых пятен набросают на холст, а довести картину до логического, естественного совершенства – умения не хватает. И так сойдет. Вот и приходится зрителю представлять, какой должна была быть картина на самом деле, если бы ее писал настоящий художник. По этой причине, предпочитаю – классический стиль. В иконописи – тоже. За пример можно взять «Сикстинскую мадонну» Рафаэля. Но мне приходилось работать и в византийском стиле, и в русском Рублевском стиле. Зависит от заказа. Я долго примерял тот или иной стиль к себе, и пришел к выводу, из древнерусских стилей мне ближе Дионисий – иконописец конца 15, начала 16 веков. Он, хоть и считается продолжателем традиций Андрея Рублева, но у него изображение ближе к классическому, естественному «живописанию».

За годы работы для церкви многих святых мне пришлось писать. Каждый раз перед тем, как приступить к работе читаю житие святых, стараюсь понять характер, как бы представить его. Работая над образом того или иного святого, предпочитаю брать более раннее, самое первое его изображение на иконах, считаю, что в нем больше сходства с оригиналом.

А как получилось, что вы стали иконописцем? Случай помог или вы сознательно, по вере пришли в храм?

Работа в церкви меня нашла как бы сама собой. Я ехал на машине, мне срочно потребовались какие-то запчасти. Я остановился. У водителя стоявшего автомобиля, как бы между прочим, спросил о работе. Оказалось, что это батюшка. Первым его заказом было сбить там какой-то каркас. Для студента и это было находкой. Это потом уже, когда я стал работать у него в Свердловке, он поручил мне роспись стен, сделать лепнину, иконостас, колонны. Я и колокольню сам проектировал, рассчитывал. Много чего я там переделал за 15 лет работы. Помимо этого работал в Лутугино, других церквях. Но именно отец Александр Притула стал моим духовником и наставником. А когда я только пришел к нему, меня и верующим-то нельзя было назвать. Сознательности еще маловато было. Я просто искал заработок, чтобы выжить в условиях перестройки. Времена тяжелые были. Но уважение к церкви еще раньше за собой заметил, присматривался к ликам святых.

А как на счет настоящего времени, вы уже пришли к вере в Бога  или еще на пути?

Я считаю, что вера во мне, все же, на подсознательном уровне была заложена еще дедушками и бабушками. Мы росли в советское время. Пропаганда атеистического мировоззрения в школе, институте сильно влияла на неприятие религии. По-настоящему, я пришел к вере в Бога благодаря моему духовному отцу Александру Притуле, но и путем многих размышлений. На сегодняшний день мое твердое убеждение в том, что все достижения физики, химии, космонавтики и любых точных наук только подтверждают существование высшего разума – Бога. Ведь, смотрите, многие известные ученые, например Менделеев, были очень набожными людьми. Потому что они понимали это. Сейчас вот физика мельчайших частиц достигла таких вершин! Клетку расщепили, а что увидели? Что теория Дарвина не имеет под собой никаких основ по одной причине: Дарвин предполагал, что вот эта маленькая клеточка и есть первооснова. Она могла образоваться аминокислотами. А оказывается эта клеточка, как огромный город. В этом городе есть фабрика, и фабрика эта выпускает ДНК. И получается, что для кого-то это микромир, а для кого-то и макро. Планет вон сколько разных, а почему-то именно на Земле созданы условия для жизни. Так что все относительно и все – по замыслу Творца, но этот замысел слишком сложен для нашего понимания. Наше дело – жить по Заповедям Его, по возможности, не грешить.

Но если взять обычного человека из толпы, он тебе скажет, что у него нет никаких грехов. Он – чуть ли не идеальный. Так ведь?

Согласен. В этом – большая разница между верующими и неверующими людьми. Каждый человек грешен. Но, чем он более свят, тем больше грехов в себе видит. Ведь как уберечься от неосторожной мысли? А она ведь, как молния быстрая. Все мы не идеальные, но вот если ты о человеке думаешь нехорошо, вот это уже на самом деле плохо. А ведь это самое распространенное у нас: обсудить, осудить. А чаще всего, несправедливо судим по незнанию своему. Вот так и получается – серьезно грешим в своей ненависти друг к другу. Но не все так мрачно. Слава Богу, в основной своей массе, люди у нас неплохие. Мы ведь как к хорошему относимся? Как к должному, и не замечаем этого, потому что это, что ценно! – норма для нас. Но стоит кому-то совершить плохой поступок, он сразу выпячивается, мы о нем говорим, возмущаемся. И в большинстве своем, люди к этому относятся адекватно, нормально, называя вещи своими именами.

И все же, иконопись, другие работы по оформлению церкви – это для вас работа, позволяющая заработать на хлеб насущный или нечто большее?

Сложно ответить на этот вопрос. По сути, предлагают работу – я ее делаю. Стараюсь выполнять все работы на совесть и от души. А там уже как получается, как Бог дает. Без Его участия и волос с головы не упадет. А тут – работа над святынями! Но когда работаю – забываю обо всем. Творческий процесс – особое состояние души. Никакие материальные блага не заменят духовного. А у нас, как посмотришь, всюду гонка за материальным идет. Вон какие дворцы лично для себя строят! Ну, сколько тебе комнат нужно для семьи? Пусть пять-шесть по-максимуму, а там их – в разы больше. И предела алчности и зависти человеческой нет. Надо, чтобы круче, чем у других крутых было. Вот что страшно! А для духовного там, в этих дворцах и уголочка малого нет, хотя и дорогущие иконы могут заказать и обвеситься ими. На тот свет все равно ничего из этого взять не смогут. Не те богатства на земле стяжают.

А как вам удается совмещать работу преподавателя колледжа и выполнение заказов церкви, ведь иконопись требует много времени?

Здесь все нормально. Работа в колледже – на ставку – отнимает 2-3 дня в неделю. Остальное время – я свободный художник. Господь все предусмотрел. Тем более, что телевизор я не смотрю. Значит и вечера у меня освобождаются для творчества. Отец Александр Притула еще на заре нашего сотрудничества раскрыл всю пагубность привычки впитывать чуждую православному человеку пропаганду. Но это не значит, что я не смотрю хорошие документальные, художественные фильмы и образовательные программы. Просто это не является ежедневной вредной привычкой, отбирающей все свободное время у большинства населения.

А у вас были персональные выставки?

Как раз недавно на счет этого с коллегами был разговор. Есть такие художники, что только-только начали свой путь. Несколько работ сделали, а уже стараются организовывать свои персональные выставки. Причем, заботит их больше, по-моему, как они сами будут смотреться на фоне своих картин. А у меня вроде бы столько сделано, а о персональной выставке и не задумывался еще.

Так, может, стоит задуматься?

Э, нет, этот путь не для меня. Мне и показывать нечего будет. Все мои работы – в храмах на стенах. А дома – разве что наброски да черновики. Я, как тот сапожник без сапог. То есть, художник без картин.

Тепло попрощавшись с Александром Ивановичем, зажав в руке «флешку», на которую художник сбросил со своего рабочего ноутбука фотографии его работ, поспешила домой. И только дома, работая над текстом интервью, я впервые увидела то, над чем трудился Александр Бондаренко: иконостасы, иконы, орнаменты, элементы скульптурной лепнины, колонны, картины на библейские темы… Все, что я могла, это от восхищения восклицать «О, Господи! О, Господи! Это же… Невозможно хорошо»! Я крестилась и крестилась, понимая, что в нарисованных ликах, несмотря на то, что это новая роспись, уже живут, дорогие сердцу православного человека, святые. Вот что значит рука настоящего мастера, мастера от Бога!