Пятница, 14 ноября 2014 20:42

«Нашу Россию с собой унесли мы, Бережно в сердце любя и храня»: Интервью с поэтессой Татьяной Флоровой-Маретт

Автор
Оцените материал
(1 Голосовать)
Светлой памяти Татьяны Флоровой-Маретт посвящается...
 
Татьяна Флорова-Маретт. Свято-Успенская церковь при кладбище.Татьяна Борисовна возле Успенской Церкви, кладбище Сент-Женевьев-де-Буа

Личность Татьяны Борисовны  Флоровой-Маретт неразрывно связана у меня с Сент-Женевьев-де-Буа, маленьким селением в пригороде Парижа. Там, при русской церкви, она уже много лет вела  экскурсии по знаменитому кладбищу, которое явилось последним прибежищем многим  русским, вынужденным покинуть родную землю в годы лихолетья 20-го века. Талантливая поэтесса, Татьяна Борисовна родилась уже во Франции, но впитала в себя всю русскость, так бережно ей переданную родителями через язык, культуру и  быт. Знаменательно, что самым первым воспоминанием Татьяны Борисовны является то, как ее мама наложила на нее крестное знамение. Через личность Татьяны Борисовны проходит та нить истории, которая связывает нас с царской Россией. Вырванные духовные корни интеллигенции, дворян, нашли почву на чужой земле, которая для многих так и осталась мачехой.

Несмотря на то, что Флорова-Маретт родилась во Франции, она всегда считала себя русской и превосходно знала русских классиков, наизусть цитировала русские поэмы. Ее язык был необычайно богат. Она всегда вдохновенно и с неиссякаемой любовью делилась тем, что родители ей рассказывали о России.
            В ее собственных произведениях звучит боль о потерянной Родине и живая надежда на то, что Россия воскреснет духовно. «Нашу Россию с собой унесли мы,
Бережно в сердце любя и храня» –строчки из стиха «Русское кладбище» говорят сами за себя.
          Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа…. Здесь грустно склоняются стройные станы берез к гранитным плитам, словно передавая поклон от Руси всем, кто вынужден был скитаться и смог сберечь духовные сокровища вдали от Родины.
Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа
А надписи… Какие здесь надписи! Можно часами ходить и вчитываться в светозарные послания из прошлого.  Однажды решила запечатлеть в фотографиях самые неординарные из них. Некоторое время спустя познакомилась в Успенской церкви в Сент-Женевьев-де-Буа с Татьяной Борисовной. Пожелав взять интервью для журнала, отец Даниил указал на нее, как на человека, который смог бы дать самое исчерпывающее интервью.  Прошел год… Я снова собиралась во Францию и пересматривала фотографии кладбища. Мое внимание привлекла одна фотография  с уникальной надписью  на могиле: «Несмотря на горе, несмотря на слезы, солнца луч надеждой, светится с небес. И о кущах райских шепчутся березы, Тихо возвещая, что Христос воскрес!» Когда посмотрела на автора надписи, то поняла, насколько встреча с Татьяной Борисовной была промыслительной. Ведь оказалось, что сама того не ведая, сфотографировала именно ее надпись, которую она посвятила своему мужу. То есть, с творчеством самой Татьяны Борисовной я познакомилась еще до встречи с ней.  
003



     ИНТЕРВЬЮ  С ТАТЬЯНОЙ БОРИСОВНОЙ  ФЛОРОВОЙ-МАРЕТТ  (ДЕКАБРЬ 2012)

Татьяна Борисовна, Ваши родители вместе с сотнями тысяч других русских после трагической эвакуации из Крыма оказались сначала на Галлиполийском полуострове около Константинополя в лагере беженцев «Галлиполи», а затем – в Париже. Как сложились их жизни в иммиграции?
 
– Мой отец сражался три года на Кубани. Он был первопоходником  Ледового похода (прим. название «Первопоходник» относится ко времени Гражданской войны в России (1917-1923 гг.) и означает участника 1-го Кубанского похода (февраль-апрель 1918 г.). Он сражался как корниловец, потому что царя уже убили, и не было императорской армии. До этого, в 1915-м году он пошел воевать на подводной лодке с кронштадтским флотом на Балтике, так что он был моряком в 1915-м году и потом сражался в Галиции против немцев. И у него французская карта как у бывшего комбатанта  (воин, от фр. Combatant — сражающийся) против немцев.
Папа воевал сначала в Галиции, был тяжело ранен, он инвалид войны, у него немецкая пуля так и застряла в левой ноге, которую ему хотели отрубить, но папа удрал с операционного стола и так с этой пулей и умер. А мама уехала на юг в Крым с московским институтом благородных девиц. Она училась в Москве, а до этого — в Варшаве. Она была в Новороссийске, где проходили  очень интересные встречи. В Коктебеле она посещала встречи с Волошиным и Ахматовой, Гумилевым и очень многие поэтами и мама там их слушала. У нее была идеальная память, она сама писала стихи, и она все слушала эти поэтические вечера, которые были очень интересные и на самом высоком уровне. Это как всегда, когда люди переживают трагедию, голод, гражданскую войну, они уходят в умственные труды.  Так что мама жила там до 1918 года.
Мама отчалила в Крыму. Ушел навсегда розовый берег Крымских гор и второго парохода никогда не было.  К  сожалению,  ее сестра заболела скарлатиной. На пароход сестру не пустили, потому что это очень опасная болезнь, заразная и нужно было оставаться на берегу Крыма. Мама умоляла остаться с сестрой, а начальница сказала, что сестра приедет следующим пароходом.  И мама больше никогда не увидела своих родителей.  Она  увидела своих сестер сорок девять лет спустя, благодаря Никите Сергеевичу Хрущеву, который подписал с Международным Красным Крестом договор и мамины сестры смогли ее разыскать. Так, что мне посчастливилось, и я еще узнала моих двух тетушек.

Ваши детские представления о родной земле были сформированы по рассказам Ваших родителей. Что наиболее всего запомнилось Вам в их воспоминаниях?

– Конечно, я выросла на воспоминаниях моих родителей  о  царской России. Мама  кроме института благородных девиц мало знала царскую Россию, но зато папа, который был на десять лет ее старше, (это был у него второй брак),  знал многих писателей, поэтов, художников, в том числе Билибина. Так что мой облик России сформировался как о высокой творческой стране с огромными возможностями. Кроме того, что маму поражало – это терпимость и, так сказать, благородство российского правительства.И вот,  мама училась в Варшавском институте благородных девиц на целую треть, потому что мой дедушка и прадедушка жили в Брест-Литовской крепости и конечно от Кобрино до Варшавы каждую неделю не поедешь в отпуск. Значит, мама оставалась там на три месяца. Это была первая, если можно так сказать, навсегда, к сожалению, разлука с семьей и она очень грустила. Ее утешала  Нина Костюшко – католичка из польской шляхты, внучка которой теперь здесь во Франции претендует на президенство республики.  Они были соседки по парте в классе и по койке в дортуаре и будучи католичкой, каждое воскресенье Ниночку водили в Варшавский Собор на мессу, тогда как они институточки были в русской домашней церкви и пели в хоре православной церкви. Так что вот эта терпимость, это широкие взгляды, это уважение чинов и должностей можно сказать своего врага поражала всегда и папу, и маму при их рассказах о царской России. Нужно, чтобы это знали.

– Какие традиции более всего хранились в вашей семье?

– Традиции кулинарные, культурные. У нас дома не висело на стене ни царских портретов, ни Пушкина, как во многих семьях. Зато висели иконы семейных покровителей  и  иллюстрации Билибина как, например, «Иван Царевич и серый волк».  Я выросла на сказках Билибина. Он умер в 1942 году. Я помню, как он приезжал домой и я сидела у него на коленях и он мне рассказывал свои сказочки.   Мое детство впитало это. Кроме того, у моих родителей была идеальная память. Они оба писали стихи и поэтому они их не декламировали. В России была чудная переводчица, которая, к сожалению, не была переиздана в советские времена, ее звали Щепкина-Куперник. Она в стихах переводила Эдмона Ростана и разные французские пьесы. Изумительные были переводы и с французского и с немецкого и мне ее переводы декламировали. Так что я выросла на воспоминаниях Энеиды, Наполеона и пушкинских всех сказок. Вот вероятно из-за этого я и стала поэтом.

– Вы рассказывали раньше, что родители вам больше стихи читали, чем сказки.

– Да, да, гораздо больше стихи и сказки Пушкина в стихах конечно. Так что с раннего детства я знала наизусть конечно и «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях»и «Руслана и Людмилу» и все эти замечательные пушкинские слоги и эти сказочки. Это я знала наизусть и конечно это очень повлияло на мое творчество, потому что я пишу классические рифмы. Я верлибр не перевариваю. Верлибр (прим. те, кто пишут верлибры) – это лентяи, это стихоплетчики. И не люблю писать стихи по заказу. Нужно, чтобы муза прошеплала на душу.

Сохранились ли у Вас какие-нибудь семейные реликвии, которые были вывезены из России?

– Очень мало. Потом прислала бабушка по отцовской линии много семейных фотографий и книжечек. Я учила русский язык по советской азбуке в стихах моей двоюродной сестрички, так что они у меня до сих пор сохранились. У нас дома говорили только по-русски и не мешали два языка. Но иногда создавали свой собственный “жаргон” – обрусевали русские слова. Мы даже не отдавали себе в этом отчета, но когда приехали мамины сестры, они нас ловили на том, что не понимали некоторые из наших сформированных самобытных слов.

– Будучи непреложными патриотами многие из первой волны белой иммиграции хранили паспорт Российской империи, не принимая французское гражданство и не смели называть Францию второй родиной. Вы лично знали поэта Туроверова, который очень страдал по оставленной России и в своих стихах называл Францию мачехой. Как русским удавалось черпать силы, чтобы преодолеть эту тоску по родной земле и как происходила их вынужденная ассимиляция?

– Ассимиляция была довольно легкой, потому что нужно сказать что для русской интеллигенции первый язык был французский, второй – немецкий. Так что, эти два языка немецкий и французский наталкивали Россию уехать, когда нужно было покинуть родную землю завоеванную. Они выбрали  Германию или Францию, которую они лично знали. Но они вскоре были очень разочарованы французским приемом. Франция их приняла не за прекрасные голоса, а за дешевую рабочую силу, которой можно было мало оплачивать, на тридцать процентов меньше, чем французам за самую неблагодарную работу. Франция берегла свою экономику, в  чем я ее не сужу. Мы, русские, стелили красный ковер всем иностранцам и давали посты почетные иноземцам.
Петербург строили итальянцы, русское  метро строили французы, БАМ строили французские инженеры, а почему не русские? Почему не русские? Это очень жаль. Французы не признавали ни одного иностранного диплома, даже при знании языка, поэтому ни одни русские не смогли работать по профессии. А что им давало силы терпеть? Это была беззаветная надежда, что будет амнистия и что они вернутся на Родину. Сидели на чемоданах, не приобретали имущество, не принимали чужого гражданства, потому что Родина – это то место, откуда идет твой род, а весь их род шел из России. И они смотрели на северо-восток, говоря: «На следующий год мы уже будем в России.» Возвращение в Россию не подвергалось ни тени сомнения, и они так и умерли. Некоторым удалось дожить до амнистии и найти даже своих родственников, или как я, узнать об их трагичной судьбе. Все погибли в Гулаге, но узнали, все-таки узнали. Есть такие, которые умерли до этого и безнадежно, так и не увидели конца российской трагедии.

– Помню, что Вы мне рассказывали, что во время войны в пригороде Парижа, один батюшка во время Пасхальной литургии вышел, стал на восток…

– Это очень душещемяще. Был 1943 год, немцы в Париже, вечером был выключен свет, потушены свечи. Служба на Пасху, заутреннюю служить в полночь нельзя было. Служили ее как только спустился вечер. И вот в девять вечера в храме Христа Спасителя в Аньере, который по сей день существует… Церковь в нижнем этаже маленького особнячка. Тогда батюшка, отец Мефодий, который впоследствии стал Владыкой, выходил на порог после крестного хода. Шли маленьким крестным ходом, вокруг дома обойти было нельзя, ходили на улице кругом и пели «Воскресение Твое, Христе Спасе» и потом возвращались и батюшка поднимался на порог этого особнячка, обращал свои взоры на Восток и громким голосом, дрожащим от слез, взывал: «Русь православная! Христос Воскресе!»

– Это отец Мефодий Кульман, который был духовным отцом матушки Игумении Ольги Слезкиной – настоятельницы монастыря Бюсси?

– Да.

– Очень трогательно, запомнила на всю жизнь эту историю.

– У него был такой голос, он был такой добрый, такой хороший.

Как в среде иммигрантов Франции сохранялись духовные и культурные ценности?

– Я сказала бы, что уехала очень многогранная Россия во всех ее социальных и интеллектуальных кругах, но мы в долгу не остались. Каждый из нас знал, что он носитель Царской России, которая навсегда погибла. Они думали, что навсегда и поэтому они бережно хранили все заветы прошлого, воспоминания прошлого и традиции прошлого. И учились здесь. Устраивали детские летние лагеря для отпуска и там преподавали неведомый для России предмет, который назывался Родиноведение, с тем, чтобы мы не были чужими, когда мы вернемся на родину. Мы знали все русские обычаи и благодаря этому, обычаи уже утраченные во время советчины, сохранились здесь. И мы с большой радостью возвращаем их нашей Родине. Мы для них их берегли. Родиноведие. Что это такое? А это все, что касается России. Это народные пляски, хоровое пение, русская еда, конечно литература, церковно-славянский язык, все-все, что относится к России, мы сохранили. Мы все знали церковно-славянский язык, мы все могли петь на клиросе. Мы все можем проплясать трепака, гопака и присядку. Когда мы собираемся, то всегда заканчиваем хоровым пением. Я хорошо знала Туроверова. Он — замечательный поэт. Вот здесь есть его могилка на кладбище и у него есть потомки, слава Богу. У него внуки, правнуки здесь недалеко живут. Это он стрелял в своего коня. Не только кавалерия была конной, но и артиллерия, и вот, когда отплывали на пароходах офицеры (прим. из Крыма), кони плыли за ними, как и собаки. И конечно тонули в море. Это был декабрь, Норд-Ост (северо-восток), холодная вода. Они тонули и что бы сократить их страдания, их хозяева в них стреляли. И вот, это знаменитые стихи Туроверова, что он с трудом целился в своего коня. Вода немного побагровела и конь утонул. Он это сделал, чтобы сократить его страдания. Он сам нам об этом рассказывал со слезами в голосе.

В XX веке свидетелем нищеты и страданий многочисленных эмигрантов, перебравшихся из России во Францию после Октябрьского переворота и Гражданской войны стали собор Александра Невского, церкви Трех Святителей, преподобного Серафима Саровского, преподобного Сергия Радонежского и другие, куда стекался весь православный Париж. Какую роль играла церковь в жизни русской эмиграции? 

– Нельзя сказать, что поголовно были все верующие, но церковь объединяла всех. Сюда приходили на огонек, чтобы пообщаться друг с другом. После литургии разговлялись в соседних ресторанах, пили чай, общались. Это была очень тесная связь. Так, что Собор и все вообще церкви играли огромную роль объединения. Кроме того, выходной школьный день тогда был четверг и была вот эта знаменитая четверговая школа, где учили знаменитое родиноведение и русский язык. И это длилось годами. И по сей год, теперь выходной день среда (прим. во французских школах), но еще правнуки этих первых учеников учатся там русскому языку. Очень часто они русские только на четверть, потому что очень мало было русских браков. Как вы можете влюбиться в молодого человека, который вам дергал косы, когда вам было три года?  Поэтому люди женились и выходили замуж за иностранцев – за французов, за англичан, за граждан той страны, которая их приютила. Потому что очень трудно влюбиться в друга детства. Это бывает, но это редчайший случай. Так, что дети смешанные. Но нужно сказать, что та маленькая частица русской крови очень сильна. Я вот смотрю по своим. У меня муж был француз, зять француз, внуки французы, а правнуки все учат русский язык.

Православное кладбище– Расскажите пожалуйста о кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, его прошлом и настоящем.

– Православное кладбище – это мир незримый, мир упокоения. Он насыщен присутствием душ всех лежащих здесь. Это многоликая Россия во всех ее социальных и культурных проявлениях. Это единственное в мире место. Mы ждем второго пришествия и воскресения мертвых и когда начинают перевозить, к сожалению, прах в Россию – это очень плохо, потому что мы должны остаться здесь во свидетельство того, что произошло. Здесь проблема такая. Кладбище не русское. Оно русское в кавычках. Оно принадлежит городу и здесь начинают выкапывать прах, если могилы не принадлежат семье.  Если нет семьи, то тогда прах выкапывается в братскую могилу и уже хоронится между русскими могилами и французы и португальцы.  Это очень трагичный вопрос, о том, как бы спасти русские могилы.

– Сколько всего воинов Белой армии и флота похоронено на Сент-Женевьев-де-Буа?

– Очень трудно знать, потому что их карточки исчезали из картотеки. Умышлено или нет – это неизвестно. Здесь похоронены не то 24 тысячи не то 22 тысячи человек за период с 1927 года (прим. имеются в виду не только воины, но все русские), но первые  могилы появились в 1917 году. Не могли вернуться в Россию, потому что немцы преграждали путь на родину и они ждали. Есть здесь братская могила, а если нет братской могилы, то русский прах сохраняется внизу и сверху хоронятся другие. И вот из России ищут своих родственников, но больше нет ни картотек, ничего. Это очень, очень грустно. Я предупреждала российское посольство, чтобы люди покупали могилы частным образом. Могилы принадлежат тем, кто их купил. Так, что можно их приобрести. Но не знаю, это трудный вопрос. И вообще, если кончится мир, какой тут может быть еще разговор о могилах. Воскреснем и все сочтемся.

– В Успенском храме при кладбище Сент-Женевьев-де-Буа служил необыкновенный батюшка- иеромонах Силуан, личность которого замечательно раскрыта в фильме «Скамейка Силуана». Господь сподобил его побывать на Афоне и самому общаться с преподобным Силуаном Афонским. Поделитесь, пожалуйста, Вашими воспоминаниями о нем.

– У меня о нем самые теплые воспоминания. Он был великий кошатник. Когда он приезжал, на ветру развивался его подрясник. В одной кошелке были хрустики для котов, а в другой — зернышки для птиц. И все это улаживалось. Кормил одних и других.
Это был наш кладбищенский батюшка. Он отслуживал всем панихиду. И вот он просил молитв: «Помолитесь обо мне». А мама говорила, что после смерти отца, Успенская церковь в Сент-Женевьев-де-Буа, стала нашим приходом. И мы просили у него отслужить панихиду, а батюшка вдруг говорит маме: «Помолитесь обо мне». А мама говорит: «Это мы просим ваших молитв, потому что Вы же монах». А он говорит: «А вы думаете я монах по призванию? Я монах по страху мира. Мне было три года, когда скончалась моя мама и меня отдали в монастырский приют, и я там так и остался». Это было так трогательно, так трогательно… Очень светлая личность.

– В Успенской церкви Сент-Женевьев-де-Буа много икон, вывезенных из России и спасенных от поругания. Знаете ли Вы какие-то знаменательные истории о некоторых из них?

– Да, знаю, это нужно пойти в храм и посмотреть, чтобы вспомнить. И это довольно сложно. Иконы  стоят на аналое. Кроме того, там есть великое сокровище – это хоругвий, который сопровождал походную церковь во время Гражданской войны. Он бархатный, уже рассыпается совершенно. Его дублировали, что бы он совсем не рассыпался, но это великая святыня. Она еще там, где поминальный канун находится. Этим еще можно полюбоваться, когда посещаешь храм.

  • – Где Вы обучались русскому языку и кто повлиял на развитие Вашего поэтического таланта?

– Училась я русскому языку в четверговой школе (прим. имеется в виду то, что во Франции был выходной в школе по четвергам и поэтому именно в этот день была организована школа русского языка для русских детей),  и кроме того,  еще в школе синхронных переводчиков. Это требует быстроту мысли, чтобы одновременно читать в уме того, кого вы переводите.  Я сама преподавала русский язык и литературу долгие годы и нужно сказать, что по воскресеньям, когда мое слабое здоровье мне помогает,  я до сих пор еще учу два с половиной часа взрослых людей русской литературе, что мне доставляет большое удвольствие. И что повлияло на мое творчество, то это наверное генетически, поэты моей семьи и то, что я выросла на замечательных стихотворениях Щепкиной-Куперник. Это что-то поразительное.Повлияло то, что мне это с раннего детства рассказывали, я на этом выросла, впитала в себя. И это неотъемлемая часть моей личности, И это, слава Богу, Божий дар. И за этот дар я ответственна. Нужно приносить плоды.

– «Стихи как молитва душу питают, Росой благодатной ее орошают. Эти строчки из Вашего стиха «Великим постом» свидетельствуют о той благодатной силе, которая действует через поэтическое творчество. Как по Вашему нужно развивать этот дар и что-бы Вы пожелали читателям, которые пишут стихи?

– Читателям, которые пишут стихи, я бы пожелала быть внимательными к музе, которая им диктует, сделать у себя в душе полное молчание и внимать Божьему гласу. Я только пишу под диктовкой музы.  Вот я писала, мне иллюстрацию сделал на обложку моей будущей книги мой сын.  На этой обложке – женская рука, которая  держит гусиное перо, чернильница красивая фарфоровая  и стильная.  Из гусиного пера спадает капля чернила на бересту, свернутый свиток, и закат, потому что, я – ночная птица, я пишу ночью. Так  что для меня это закат, но может быть для некоторых это может быть восход. И это каждый восприемлет. И вот поэт…. Что такое поэт?
«Он крылатая длань с херувима пером,
   Духа посланник,
легкой птицей склонился, смиренным челом, 
   неба изгнанник.
Звукам нездешним, для мира немым, 
   чутко внимает.
Светом незримым в душе озарим
   стих свой слагает. 
И чернила с пера слезой каплей крови 
   на страницу спадает.
То страданья слеза. Кровь распятой любви 
   в стихе расцветает.
Вкруг него тишина и пустыни покой.
   Закат пылает. 
Внемлет гласу поэт и смиренной рукой 
   стих свой слагает.»
Так, вот что бы я посоветовала  любому поэту – слушать внутренний глас Божьего дара.

– Союз потомков Галлиполийцев, который в 2011 году отметил свое 90-летие каждый год организовыет панихиды по галлиполийцам в разных городах мира.    Каким датам приурочены панихиды?  Какова роль этого союза во Франции?

– Союз потомков Галлиполийцев почему-то обосновали недавно, но мы- потомки галлиполийцев, существуем с самого начала иммиграции. Как Русский, общевоинский Союз, мы сначала служили панихиду по Царской семье до того, как она была причислена к лику святых. И теперь служим панихиды по галлиполийцам.  Это тогда, когда выехали из Галлиполи последние русские бойцы. Сначала это была середина июля, но теперь в июле все разъезжаются, так, что у нас панихида в предпоследнее воскресенье июня. Так, что это каждый год уже давным давно, с самого начала иммиграции, а теперь новые ассоциации потомков уже смешанных в смысле национальностей. Они может быть на четверть русские, но слава Богу, что они существуют.  Так как я секретарь «Памяти Белого воина» – русского общевоинского Союза, то я к этому движению потомков Галлиполийцев отношусь издалека, так как совместить оба не всегда получается.

– Расскажите пожалуйста, как вы поддерживаете связи со своей исторической родиной.

– Связи очень задушевные и очень теплые. На юге Франции живет моя дочь, мой зять, все внуки. У дочери семь детей. Внуки, правнуки – все на юге. Это мои потомки. В России  две двоюродные сестры, двоюродные племянники и племянницы, большие друзья и тезки. В России я себя чувствую как у себя, если бы здоровье позволило бы мне туда уехать, несмотря на все трудности моей многострадальной Родины, я бы с удовольствием поехала туда. Я родом из Костромы со стороны отца. И вот хотелось бы побывать на кладбище. Церковь разрушена, село Теплиново разрушено, но сохранились еще фруктовые деревья сада. Мне из них привезли листики, которые у меня в гербарии. Но самое главное – сохранились развалины церкви и могилки. Туда нужно приехать с большой щеткой и хлористой водой и поскоблить все эти могилки, потому что там с 16 века все мои предки Флоровы похоронены. А со стороны матери мой дед и прадед были комендантами Брест-Литовской крепости и вот погибли во время войны 1914 года и революции. Дед мой был умучен после пытки и расстрелян в 1937 году 1 мая. Его не отпели и он не имеет могилы. Это великая трагедия. А со стороны моего отца вся семья погибла в ГУЛАГе из-за того, что его отец был возвращенец. А он был возращенец потому, что его мама ему писала, что перед смертью хочет его обнять. Какой сын не сорвется обнять умирающую старую маму? Папа поверил, что он может туда поехать. Но он не смог, потому что было невозможно. Мы узнали, что делают с возращенцами и поэтому папа отказался вернуться.

– Какое впечатление произвела на Вас Россия, когда Вы впервые ее посетили?

– Она произвела на меня потрясающее впечатление вечности. Мы ехали поездом и после брестского осмотра всех наших багажей я села в вагон. И все мои дети, Пете было одиннадцать, Наташе- девять, заснули, муж мой заснул, а я подняла занавеску поезда и жадными глазами смотрела на Беловежскую Пущу, на леса от Бреста до Москвы. И вдруг, среди этих лесов были площадки и было рано, вставало солнце, было 1 августа и бабы с коромыслами на плечах шли по воду. Русские бабы, такие же, как всегда были на картинах. Такие, о которых мне рассказывали. Я смотрела на них и думала, поняла, что Россия – вечна, что ничего не переменилось, что все то же самое и меня это глубоко тронуло. А когда я приехала на Белорусский вокзал в Москву,  то меня встретили с цветами. Вся эта радость и вся эта любовь,  которую мои родственники, видевшие меня в первый раз, оказали мне…. Я так почувствовала, что они мне родные. Как они мне все близки, как они мне все дороги и я так благодарна Богу, что я успела их застать и с ними пообщаться.

– Нынешняя волна иммигрантов едет совершенно по другим причинам заграницу, нежели выходцы из царской России в двадцатых годах прошлого века. Даже случается, что их дети отказываются говорить на родном языке. Насколько важно сохранять человеку, живущему заграницей, свои корни, свою культуру?

– Эти люди (прим. имеется в виду последние волны иммиграции), которых мы здесь называем «колбасная иммиграция», когда-то очень пожалеют об отказе от своих корней. Они сейчас не отдают себе отчет. В России тяжело, но и здесь тоже не сладко и отказаться от своих корней- это великое преступление. А молодежь….. ее нагонит жажда узнать свои корни. Нужно строить свое будущее только на прошлом. Нужно соединить прошлое с настоящим и будущим, иначе будем отщепенцы из ниоткуда и будем об этом тяжело жалеть. Сохранить свои корни – это важнейший долг.

– Много ли потомков белой иммиграции, родившись во Франции, вернулись на родину?

– Возвращаются все больше и больше и полукровки и даже еще менее русские (прим. наверно имеются в виду русские в 4, 5 поколении) возвращаются, потому что их притягивает Родина. Родина это то, откуда идет ваш род и это незаменимое.

Чем живут сегодня потомки Белой иммиграции?

– Потомки Белой иммиграции живут по разному. Многие утратили язык, но их соединяет православие, русские имена, русские традиции и, как ни странно, русская кулинария. Вот я смотрю, мои дети выросли на гречневой каше, на пельменях, на блинах, и уж конечно на сырной пасхе и на всей русской снеди – селедочке и т.д. Так, что когда я приезжаю к ним, то собирается большое застолье- человек двадцать и бабушка с помощниками молодыми должна приготовить им русскую еду. Они на этом выросли и другой еды не знают. Так что мы очень даже сохраняем русские традиции.
Сейчас я пишу на духовные темы. Не могу сказать, что я сяду и напишу. Я просыпаюсь утром, одергиваю занавеску моего окна на встающую зарю. Вот моя утренняя молитва:

Хвала Тебе за жизни дуновенье,
За мир прекрасный, созданный Тобой,
И сердца старого, за каждого биенье,
За гром грозы и вод морских прибой,
За золото зари, за алые закаты,
За солнца зной, за серенькие дни,
За ветра шум в листве, цветов за ароматы,
За звезд ночных несметные огни,
За матери, отца, любовь и нежность,
За дружбы жар, супруга и семью,
За скорбь и боль, разлуки безнадежность,
За руку щедрую во тьме ночной Твою.
Зову к Тебе, кругом бушует море,
По бездне вод спокойно Ты грядешь.
Хоть страшно мне среди скорбей и горя,
Но близок Ты и Ты меня спасешь.
Хвала Тебе и ныне и во веки!
Ты есть и будешь. Нет Тебе конца.
И в смертный час, когда сомкнем мы веки,
Узрим мы полному любви Творца.
Это последнее мое стихотворение, которое олицетворяет то, что я переживаю.

–  Сердечно благодарю Вас, Татьяна Борисовна, за такую интересную беседу.

Беседовала  (в Сент-Женевьев-де-Буа) Ольга Цвиркун.  
Благодарю Надежду Попко за неоценимую помощь в расшифровке  интервью.

Татьяна Флорова-Маретт отошла ко Господу осенью 2013 года и по воспоминаниям отца Даниила, настоятеля храма Успения Пресвятой Богородицы в Сент-Женевье-де-Буа, она до последнего цитировала стихи знаменитых русских поэтов.

 
 Можно посмотреть фото кладбища Сент-Женевьев-де-Буа  по этим ссылкам
 http://www.ex.ua/edit_storage/304744184730 
http://www.ex.ua/edit_storage/189581560370

Прочитано 1003 раз

6 комментарии

  • Комментировать Ольга  Цвиркун Понедельник, 17 ноября 2014 08:45 написал Ольга Цвиркун

    Дорогая Тамара,
    Спаси, Господи, за добрые слова и пожелания!
    Очень надеюсь, что все так и будет!
    Храни Вас Господь!

  • Комментировать Тамара Малеевская Понедельник, 17 ноября 2014 08:05 написал Тамара Малеевская

    Дорогая Оля, вот так - совсем другое дело! Рада за Вас. Желаю Вам ещё много вот таких же интересных встреч. Счастья и светлого вдохновения!

  • Комментировать Ольга  Цвиркун Воскресенье, 16 ноября 2014 22:11 написал Ольга Цвиркун

    Дорогая Тамара,
    Спаси, Господи за замечания! Кое-что изменила и надеюсь, что так будет ясней.
    Всех благ духовных и вдохновения!

  • Комментировать Тамара Малеевская Воскресенье, 16 ноября 2014 13:55 написал Тамара Малеевская

    Спасибо, дорогая Оля, очень интересная личность. Только не всё понятно. Первая часть, описание кладбища, фото, надпись - тут всё ясно. А вот вторая часть, интервью... Сначала было впечатление, что это воспоминания отца Даниила, о котором Вы упоминаете. Но в конце интервью стоит ваша подпись, значит - это Вы вели беседу. В таком случае здесь хорошо было бы сразу уточнить - когда именно Вы беседовали, а то получается... - ведь Татьяна Борисовна уже покойная. А может, Оля, я что-то пропустила? Удачи Вам и вдохновения.

  • Комментировать Ольга  Цвиркун Суббота, 15 ноября 2014 22:08 написал Ольга Цвиркун

    Спаси, Господи, Светлана!
    Да упокоит Господь душу Татьяны Борисовны! Она оставила о себе светлую память.
    Много пришлось ей страдать из-за тяжелой болезни.

  • Комментировать Светлана Тишкина Суббота, 15 ноября 2014 20:49 написал Светлана Тишкина

    Спаси Господи, Ольга!
    Царствия Небесного рабе Божией Татьяне и вечная ей память. Неординарная личность!

Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии
Вверх
Top.Mail.Ru