Безудержное заполнение полезным содержанием пустого места праздника оборачивается все возрастающей абсурдностью традиционных выходных и праздничных дней, совершенным неумением различать нарядную и ненарядную одежду и глубокой подозрительностью в отношении ставшего столь редким праздного поведения.
Александр Михайловский
Александр Михайловский
Сегодня, как и всегда человек многозаботлив. Во имя собственного счастья он много думает и работает. Вместе с тем, ежедневный труд, и бесконечная обремененность нуждой и заботой выбивает его из колеи, - утомляет. Он ищет отдушину, и находит ее в увеселениях. Каждый выходной, каждый красный день календаря и праздник становятся долгожданными. «Скорее бы отдохнуть!», - вздыхает он, сидя за рабочим столом своего офиса перед кипой бумаг. «Оттрубив» пятидневку и дождавшись кануна «счастливого дня», он тщательно готовится к веселью. Магазины, очереди, покупки, звонки друзьям, уборка, кухня, сервировка, наконец, застолье. Утром – скука, тоска, ссора и разочарование. А дальше: все, то же – работа, ожидание, праздник и опустошенность.
Кажется, человек привык к этому. Привык, но не смирился. Пусть интуитивно, на уровне подсознания, но он не согласен с тем внутренним страданием, которое приходит на смену такого рода радости и веселью. Ему непонятно, почему помпезная и фееричная атмосфера праздника, разбавляющая его серую обыденность, оборачивается мучительным, точащим внутренним страданием, ощущением дисгармонии и недовольства.
Праздник тела без души
Очевидно, он «забылся», оказавшись в головокружительном круговороте повседневной суеты. Забыл о том, что существует он не как «вещь», которая «жестко вплетена в канву причинно-следственных отношений». Да, он «очерчен условиями своей физической жизни» (И. В. Назаров).
Зачастую он влечется «на поводу» собственного инстинкта. Ему хочется есть и спать. Однако у него есть и другие потребности. Потребности, не похожие на физические.
Прежде всего, это неизменное и инстинктивное стремление к переменам, к лучшему. Человек обладает неистребимым влечением к бесконечному развитию. Жертвенная любовь, например, и стремление к добру свойственны ему настолько, насколько чужд эгоизм и замкнутость. Все это - проявление свойств души человека, его духовных потребностей. И хотя они сокровенны в нем и не всегда им осознаваемы, - тем не менее, они не перестают быть. Неудовлетворенность именно этих потребностей влечет за собой чувство опустошенности и недовольства собой.
Праздник как уход от самого себя
Конечно, возразить этому нетрудно. Любой праздник, – скажут нам, - это торжество души. Веселье, песни, танцы. Вы только попробуйте «хотя бы на несколько часов подарить себе и гостям радость от выездного арбалетного тира. У женщин будет возможность представить себя амазонками, а мужчины порадуют себя сходством с Робин Гудом». Это же превосходно!
Бесспорно, занятие увлекательное. Здесь и интрига с азартом, и всплеск эмоций со сладостью победы. Нечего и говорить, развлечение, что надо. Только назвать это по-настоящему востребованным душою весьма затруднительно. Быть веселым – не означает быть сытым и удовлетворенным душевно. Внешняя веселость и праздничное настроение, возбужденные праздничной атмосферой не исключают душевной пустоты.
Вот почему при удавшемся вроде бы празднике «для души», человек ощущает некую внутреннюю недостачу, нехватку. Чаще всего это ощущение приходит или обостряется в минуты уединенности, пребывания с самим собой. Человек не понимает, что происходит. Он «не знает ни того, что он должен, ни того, что ему нужно. Это приводит его к утрате ясного представления того, чего же он хочет на самом деле».
Не желая испытывать внутренний дискомфорт и мучение, он хватается за любое попавшееся средство, способное хотя бы на время высвободить его из этого состояния. Как правило, этим средством становится то, что наиболее доступно и близко его жизни. И снова он оказывается в круговороте развлечений и праздников, заканчивающихся все тем же душевным голодом и чувством лишенности. Он боится в очередной раз ощутить страдание, случайно остаться с собой наедине. Встреча с собственным «Я» становится для него обстоятельством невыносимым и, потому нежелательным. Он старается занять себя чем угодно, лишь бы вновь не оказаться пред лицом внутренней проблемы, мучащей его до изнеможения. Чтобы избежать ее, он погружается в пучину всевозможных наслаждений. На какое-то мгновенье они «притупляют» ощущение внутреннего диссонанса («размолвки» с самим собой), но не устраняют его в корне. Внутренняя проблема остается нерешенной и человек постепенно перестает быть самим собой.
Что все это значит? И в чем состоит внутренняя проблема, от которой бежит человек так целеустремленно, предпочтя искусственно созданную иллюзию «праздника жизни»?
Праздник как лекарство от отчаяния
Экзистенциальная психология, например, которая имеет своей целью воссоздание соответствия бытия человека его внутренней природе, под внутренней проблемой понимает чувство утраты смысла жизни. В первую очередь это связано с бессилием обрести то счастье, к которому всем своим существом стремится человек. С неспособностью создать тот «земной рай», который он объявил собственным благом. Человек оказался не в состоянии удержать преходящее счастье, поскольку «меняющиеся вызовы внешнего мира влекут за собой новые неудовлетворенные потребности, которые погружают его в состояние лишенности, именуемое страданием» (Н.Г.Филиппенко).
Быть может те, кто имеет чуть больше, чем необходимо для этой жизни «здешней», и назовут себя счастливыми. Но опыт жизни показывает, что такого рода заявления, не более, чем самовнушение. Человек пытается втолочь себе, что он счастлив. Об этом он голосит во всеуслышание, чтобы в глазах других людей не выглядеть жалким и безвольным – существом «с изъяном». И это понятно. Человек горд. Ему трудно признаться в своей беспомощности и несовершенстве. Он стыдится раскрыть тайну самообмана.
Но между тем противоречие между «злом действительной жизни и благом желанным», - не становится меньшим. Напротив, несовпадение содержания выбранного человеком счастья с его мечтой, - все более усиливается. Каждый раз, создавая новое представление блага, в соответствии собственным потребностям, - он тут же разочаровывается оттого, что оно оказывается неспособным удовлетворить вполне. Сознание и ощущение того, что «земной рай» - лишь суррогат подлинного счастья, ввергает человека в отчаяние. Ведь все наличные возможности, обещавшие быть потенциальным благом, оказались для него временными и исчерпанными.
То, что раньше представлялось ему счастьем, теперь перестало быть таковым. И трагедия здесь в том, что человек не пытается существенно изменить, поменять источник или «объект» искомого счастья. Перевести его из одной категории в другую. Он меняет лишь количество и частоту использования «источника» возможного блаженства. Ориентиры же на обретение блага остаются теми же. Как и раньше, они нацелены исключительно на вещи «преходящей» жизни. В итоге, человека постигают те же последствия – пустота и разочарование.
Однако, несмотря на это, человек остается в той же поре. Он не перестает стремиться к счастью. Но, обессилевший от частых потуг обрести его он избирает, как ему кажется, единственный, проверенный и легкий путь, позволяющий на мгновенье «обезболить» душевную кровоточащую рану и хоть чем-то заполнить свой «душевный вакуум» (ощутить эйфорию от искусственного счастья). Это - путь «искусственного счастья». Путь сиюминутных, но разнообразных и частых наслаждений, вводящих человека в состояние временного забвенья о тех душевных терзаниях, которые беспокоят его и мучат.
Недаром психологи твердят, что «примерный уровень душевных метаний человека, можно установить по тому, как часто его тянет посетить места шумных развлечений» (Ирина Сазонова). Ему скучно с самим собой. Он боится оставаться наедине с тем сознанием и уверенностью, что счастья нет и жизнь бессмысленна. На языке психологии такое состояние называется «ноогенным неврозом», в основе которого лежит потеря человеком смысла жизни. На сегодняшний день, людей, подверженных этому заболеванию, более 20%.
«Давно замечено, что если у человека нет смысла жизни, осуществление которого сделало бы его счастливым, он пытается добиться ощущения счастья в обход осуществления этого смысла…». Для этого он предпринимает попытки искусственно развеселить себя самыми разными способами, так и не понимая, что «человеческое бытие всегда ориентировано вовне на нечто, что не является им самим: на что-то или на кого-то: на смысл, который необходимо осуществить».
Праздник как место для Священного
Как редко человек задумывается над этим. Да и когда ему думать? Разве что в минуты похмельного синдрома, когда наизнанку вывернутая душа, иссохшая от голода, обнажает свою пустоту. Изнемогая от точащей мозг боли и задыхаясь от внутреннего удушья, он раскаивается и что-то себе обещает. В эти мгновения он чувствует, будто отравлен собой. Нет, не праздником, - собой. Развивая туман в своем помутненном сознании, он вспоминает о происшедшей ссоре. Ему неловко оттого, что сгоряча наговорил что-то своим друзьям, и что совершил нечто непоправимое. Ему горько.
Но вдруг раздается телефонный звонок. Пора на работу. И снова офис, бумажная волокита, наскучившие разговоры. Опыт раскаяния и попытка хоть доли секунды подумать о себе и своем отношении к миру и человеку, становится прошлым.
И вновь томящийся духом человек в ожиданье праздников. И снова горечь внешнего самодовольства, и внутреннее страдание от угрызения совести и очередного разочарованья…
Останавливает ли это человека? Нет. Глубокая душевная скорбь лишь усиливает ожиданье праздника.
Но отчего такое противоречие? Ведь желать то, что обеспечивает лишь чувством пустоты и бессмыслия,– по меньшей мере, глупо. Конечно. Тем не менее, человек не перестает ожидать. Да, он твердо знает, что не обретет ожидаемого, но от этого его желание не иссякает.
Может быть, именно с этим, и связан активный рост количества празднеств в настоящее время. Кажется, что человек помимо собственной воли, ищет повод для осуществления очередной попытки обрести ожидаемое. Он понимает, что его повседневная работа – необходимое и полезное дело. Тем не менее, он не может не думать о празднике, не ждать его.
Ожиданье праздника врожденно. «Где-то в глубине души всегда хранится память о времени, совершенно свободном от повседневных дел». Праздник для него некая возможность восполнить недостающее будним дням, почувствовать себя личностью, а не бездушным «винтиком», всецело зависящим от каких-либо процессов социального механизма. Праздник – его естественная потребность. Именно в нем он старается найти то, что привнесло бы гармонию в его жизнь.
Но кем или чем является это, нечто «оживотворяющее» жизнь, - чаще всего человек не знает. Оттого он и остается всегда обманутым своими праздничными ожиданиями.
Чего же человеку, не достает в празднике, на самом деле?
Само слово «празднъ» в переводе со старославянского языка означает «пустой, незанятый». Праздник - это время, свободное от нужд и забот; от того, что каждый человек обмирщено понимает как «полезное». Он - место, которое человек в своей жизни посещает реже всего. Место, которое не должно быть занято чем-то внешне-полезным. Именно «пустота» праздника и указывает человеку на наличие в нем того внутреннего пространства, которое должно заполнятся чем-то отличным от обыденного и «преходящего». Это – место для Священного, - для Бога.
Только тогда праздник становится настоящим, когда на какое-то мгновенье он прекращает обычное течение человеческого времени для того, чтобы позволить прикоснуться к Вечному и Божественному, ощутить его близость и заботу. Здесь мертвое время растворяется в жизни вечности. Праздник становится тем обстоятельством, в котором человек впускает Бога в свою жизнь, соглашается на Его участие в ней. Это обстоятельство простирается на всю жизнь человека, которая с присутствием в ней Бога перестает быть томной, серой и бессмысленной.
Теперь человек спокоен. Ведь он не одинок. Он с Богом. И в этом подлинный праздник его жизни.
Протодиакон Геннадий Пекарчук