Доложили Пилату в пятницу, Иисуса привели к нему,

Арестованного накануне, нужно выяснить почему.

Обвинителям и свидетелям приказал Пилат войти,

В дом Язычника, в день пасхальный, не хотят они идти.

На помост правитель вышел, грозно нахмурив бровь,

Казалось, от раздражения к лицу приливает кровь.

Старейшины стояли, священники в окружении зевак,

Нервничала толпа безумцев: «Дело завершится как?»

Город занят праздником, удалось архиереям найти,

Лишь немного праздного люда и с собою их привести.

«Какое, скажите, обвинение выставляете мне сейчас

Против этого человека, согласен выслушать вас».

Заговорили священники: «Мятежник, теорий ложных

Проповедник, всё это, никак простить невозможно».

«Так возьмите Его и судите, – Пилат сердито ответил, –

По Закону, Закону вашему», – как нахмурились, заметил.

Ханан и Кайафа, конечно, к повороту такому готовы,

У них для обвинительной речи, даже готова основа:

«Запрещает Он все налоги, чтобы кесарю не платили,

Называет Царём Себя и Мессией», – сказать не забыли.

Пилат возвратился в преторию, Мятежника допросил,

Когда вернулся обратно, он ответом своим поразил:

«В человеке я Этом не вижу, – им ответил, – не вижу вины».

Показался ответ странным, Ханан стал белее стены.

Почему, Пилат беспощадный, к Иисусу вдруг проявил

Необычную мягкость? Мятежник с ним, о чём говорил?

Разговор Пилата с Иисусом не остался тайной, о том

Слуги слышали в карауле, рассказали об этом потом.

«Отвечай, Ты ведь Царь Иудейский?» – Ему задал вопрос.

«От себя ли ты Мне говоришь? – интерес к Иисусу возрос. –

Может другие тебе, рассказали обо Мне что-нибудь». –

Вздохнул, поймёт ли Его прокуратор когда-нибудь.

Пилат, взмахнув рукой, в раздражении дал ответ:

«Сказать хочешь мне, что я иудей? Нет, конечно, нет.

Священники и твой народ, пойми, предали мне Тебя.

Не пойму, что же сделал Ты, что? Неужели не жаль Себя».

Прокуратор ответа ждал. «Моё Царство не от Мира сего, –

Удивлённо пожал плечами, страшного пока, ничего. –

Было б Царство от Мира сего, служители Мои боролись,

Чтобы предан не был Я, спасти поскорей стремились».

Что же это за власть, уточнить прокуратор решил:

«Ты, всё же Царь Иудейский?» – Пилат с вопросом спешил.

«Это ты говоришь, что Я Царь», – не ожидал такой ответ.

Пилат в нерешительности, может, понял, а может, нет?

«На то и родился, истину чтоб засвидетельствовать,

Пришёл в этот мир учить, не желают Меня понимать.

Всякий, кто есть от истины, всегда слушает голос Мой».

Римлянин в смятении подумал: «Кто Назарянин такой?»

«Скажи, что же всё-таки Истина?» – прокуратор спросил.

«Что есть Истина, – Страдалец вздохнул, – Я уже говорил».

Разлад в голове Пилата, больше спрашивать ни к чему,

Быстрей всего Проповедник Иисус, не опасен никому.

Довольно он делал уступок, случай для них наступил,

В правосудие убедиться, нужно чтоб никто не забыл.

Будет теперь безупречен, покажет, кто хозяин здесь,

Собьет с этих варваров всю их интриганскую спесь.

Требований архиереи обратно забрать не желают,

Обвинения посыпались снова, этим народ возбуждают.

Иисуса отвести приказал в Хасманейский дворец,

Пусть тетрарх Галилеи избавит от хлопот, наконец.

С прокуратором Ирод не ладил, натянуты отношения,

Подчиняясь легату[1], сам хотел принимать решения.

Отсылая Иисуса к Антипе, Пилат помириться желает,

Опасны его происки, избавиться от него тот мечтает.

Тетрарх польщён этим жестом, Христа увидеть хотел:

Будил любопытство, тревогу, Его разглядеть сумел.

Теперь перед ним тот самый, загадочный этот Пророк.

Превзошел, говорят Иоанна, извлечь бы из этого прок.

Пусть покажет скорей знамение, скрасит скуку его.

Но чуда от Него не добился, не ответил ему ничего.

Интерес потерял Антипа, обвинения все пропустил,

В шутовской наряд обрядивши, к Пилату отпустил.

Пилат, подумав, решил – духовенство мстит из зависти

Популярному проповеднику – Закон он будет блюсти.

На смерть осудить Иисуса, по закону нет основания,

Сел в судейское кресло, не исполнит их пожелания.

«Ко мне привели Назарянина, чтобы на смерть осудил.

Вины никакой не вижу, да и Ирод не нашёл, отпустил.

Если вины в Нём не вижу, разве смерти такой заслужил?

Наказав Его, отпущу». – «Осиное гнездо» растревожил.

У архиереев возникла паника, стали протестовать.

Пилат сказал: «Ради праздника, свободу должны дать».

Преступники казни ждали, среди них Иисус бар-Абба.

Его то – просто Варавву – отпустить попросили тогда.

Пилат спешить не желает, к Проповеднику чувствует

Невольное уважение, против воли он сочувствует.

Узника, по его приказу, поспешно отвели к палачам,

Крепко к столбу привязали, в злобе волю дали бичам.

Страшное орудие с шипами, раздирало всё тело Его[2],

Но солдат очень забавляло, что кожа трещит у Него.

У прокуратора греки, сирийцы и самаряне служили,

Ненавидели иудеев, вылить злобу на Узнике спешили.

Красный плащ на Него надели, корону из терновника[3],

Смеясь, в руки палку сунули, грянул гром издалека.

Солдаты кланялись: «Да здравствует иудейский царь».

Плевали и били палками, будто был не человек, а тварь.

Пока бичевали солдаты, архиереи возбуждали людей:

«Не распинайте Варавву, его избавьте от рук палачей.

Вы Варавву не трогайте, лучше к нам его отпустите,

Вместо него Назарянина, вы на кресте распните».

Пилат велел Назарянина увести, не знал, что делать,

Решил всё как следует, ещё раз серьёзно обдумать.

«Какое же зло Он вам сделал? Возьмите Его и распните,

Ибо не вижу вины в Нём», – прокуратор ответил сердито.

«У нас есть Закон, по Закону должен теперь умереть.

Он сделал Себя Сыном Божьим, не можем это терпеть».

Закрался страх в душу римлянина, ничего не понимал,

Спросил Страдальца: «Откуда Ты?» Иисус стоял и молчал.

«Мне ли не отвечаешь? Я имею власть отпустить Тебя.

Разве Ты этого не знаешь? Имею власть, и распять Тебя».

«Надо Мной не имел бы ты власти, – Узник сказал в ответ, –

Если б не дано было свыше. – В окошко пробивался свет. –

Поэтому кто Меня предал, тот больший имеет грех».

Это Пилату понравилось, не намерен слушать тех.

Он занял судейское кресло, не исполнит их каприз,

Однако, его неожиданно, ждал неприятный сюрприз.

«Галилеянин называл Себя Мессией, – сказали вдруг, –

Если возьмёшь и отпустишь, кесарю больше не друг.

Кто царём себя делает, восстаёт против кесаря тот».

В словах уловил угрозу, не оберётся теперь хлопот.

Зная строгость Тиберия, имел основание бояться,

Жалоб, на его бесчинства, больше в Рим устремится.

Лишиться сейчас не хотел, выгодной должности этой,

Зачем так собой рисковать, из-за жизни совсем чужой.

«Вот царь Ваш!» – сказал прокуратор. Не слышат ничего.

Толпа бесновалась, грозила ему: «Долой! Распни Его!»

Пилат урезонить пытался: «Как же, царя, да распять?»

«Нет у нас царя, кроме Цезаря!» – закричала чернь опять.

Желая показать, что действует теперь не по Закону,

Приказал принести воды ему, по Восточному Канону.

Умыл перед ними руки, не виновен в крови Праведника:

«Отпустите Варавву, в честь иудейского праздника».

«Пусть кровь на нас Его будет, и будет на наших детях». –

Безумные, не понимали, страшные сплели себе сети.

Обратились к Христу со словами: «Ты будешь распят».

Солдаты Его окружили, под стражу был снова взят.

Вдалеке громыхнуло небо, и ветер листву растрепал,

Протяжно завыли собаки, прокуратора вой напугал.

Люди, что наделали! Невинного страдать заставили,

В злобе неуёмной, Праведника на Голгофу отправили.

Господи, прости неразумных, что ждёт всех впереди?

Боль, разочарование и сожжённые мосты позади.

[1] Имеется в виду легат Сирии.

[2] Римские бичи с шипами, которые раздирали тело до крови. После такой экзекуции человек обычно находился в полуобморочном состоянии.

[3] Терновый венец возложенный на голову Иисуса Христа, по мнению многих толкователей, был сделан из белого терновника, росшего в изобилии в окрестностях Иерусалима.