***

– Мама, представляешь, трое друзей беженцами подались. И еще один собирается. А вы с отцом не собираетесь бежать?

– А что, похоже, что мы собираемся? Куда отца больного везти? А бабушку старенькую? А если не выдержат дороги?

– Ладно, не наседай. Понял.

– Да пока еще не очень понял. Если все убегут, кто в их домах жить будет?

– А если здесь оставаться, то как прожить? С работой – все. Нет ее.

– На счет себя – решай сам. Взрослый уже.

– Да понятно, но если мне оставаться, то только с автоматом в руках… – Сергей замолчал, напряженно подбирая слова.

– Ты «белобилетчик», тебе не обязательно.

– Да при чем здесь это? Убивать не хочется… Понимаешь?

– Понимаю.

Мария обняла сына. Когда он ушел к себе в комнату, она, глядя на привычный пейзаж в окне, перекрестилась и мысленно произнесла то, что не смогла сказать вслух: «Благословляю».

***

В начале войны, пока еще в Луганске выходили газеты, Мария работала корреспондентом епархиальной газеты «Православие Луганщины», подрабатывая сторожем в Свято-Вознесенском храме города Александровска (в черте Луганска).

Она как раз заступила на двое суток дежурства, когда позвонил сын и сказал:

– Все мам, я в «Избушке».

Она даже не сразу сообразила, что это за лубяная или какая другая избушка, но к сожалению так называли здание СБУ.

– А что ты там делаешь? – спросила она, боясь услышать ответ.

– Записываюсь в ополчение.

В «Избушке» сыну сказали, что сначала научат военному делу, а потом уже отправят на боевые действия. Но почему-то уже вечером того же дня он оказался на блокпосту в Металлисте. Это была самая горячая точка в те дни.

Мария привыкла рисковать своей жизнью, но сына… Ей впервые стало по-настоящему страшно. Молитва помогла справиться с волнением. Когда стемнело, она позвонила ему из храмовой сторожки, чтобы поддержать морально.

– Сереженька, как ты?

– Нормально.

– Форму выдали?

– Нет пока. Не звони только часто. Нельзя.

– Не буду, но там же холодина какая...

– Мне дали плащ военный на время дежурства. Он теплый. Все нормально.

– А автомат дали?

– Дали. Хм… И всего восемь патронов в рожке. Смех да и только.

– А ты стрелять-то умеешь?

– Нет. Где б я научился?

– И попробовать выстрелить не дали?

– Ты что! «Ответка» прилетит.

– А много их там? В смысле «нациков».

– Тысячи полторы, говорят.

– Ох… А вас? Сколько вас на блокпосту?

– Человек сто будет… На десять автоматов… Ладно, мам, не переживай… Все будет хорошо. Завтра на полигон повезут, там стрелять научат.

– Сыночек, ты тоже не переживай, я в святом месте, я молюсь за тебя… Все будет хорошо.

На какое-то время Мария все-таки засыпала, но потом просыпалась и снова начинала молиться. Утро было не за горами…

Какое-то время она еще дежурила в храме, принимая посильное участие в помощи александровцам. После того, как прервалось автобусное сообщение, Мария несколько раз под бомбежками ходила пешком из пос. Юбилейного в Александровск на 2-х суточное дежурство в храм, но потом разболелась мама, она совсем не вставала на ноги, и Мария была вынуждена бросить работу. Да и сын с его начальством настаивали на этом. Если вдруг что, и попадет в плен, ей могли шантажировать сына. Аргумент был весомый. С тех пор Александровск стал для Марии закрытым. Она осталась практически без средств к существованию.

Остановись, украинский солдат!

Остановись, украинский солдат!

Ты бьешь в Славянск – свое родное сердце!

По всем Семеновнам бьешь наугад

За то, что народили ополченцев.

По граду Счастья собственных детей

Ты бьешь из «Сушек», гаубиц и "Градов".

К чему тебе венец из их смертей?

Душе грядет по подвигам награда.

Не угодил тебе Донецкий брат,

Не угодил Донбасс Луганским духом.

И ты решил в Раевке сделать ад?

А в Металлисте землю вскинуть пухом?

А как же братьям после выживать?

Как нам простить друг друга после бойни?

Одна у нас на всех Святая Мать.

Не слышишь разве, Русь от горя стонет?

Остановись, украинский солдат!

Остановись, задумайся, не слушай

Колониально-РЕЙХовский набат,

Который мир меж братьями разрушил.