Не поверите, в войну даже голуби стали другими. Ну а как же? Животные наравне с людьми хлебнули страха – быть убитыми, страха – не найти крох для пропитания… Сердце сжалось от сострадания, когда обратила внимание на пустые, ввалившиеся вовнутрь, зоба Божиих птах, заглянувших в моё окно.
Голубь – символ мира, целомудрия, чистоты, и незлобия...! Голубь – символ Святаго духа, сошедшего на апостолов – третьей ипостаси Троицы!
Я ахнула, подумав об этом. Но передо мной были вовсе не символичные, а самые настоящие Божии тваринки, причём голодные-преголодные!
Помню как делила с трудом добытую буханку хлеба, чтобы и голубям достались крохи, которые аккуратно, чтобы не потерять ни одной, высыпала на подоконник. Оголодавшие голуби с жадностью накинулись на угощение, сметая своими крыльями то, что хотелось достать клювом. Когда подоконник опустел, голуби проявили немалую смекалку, чтобы найти под окном упавшие крошки. На десерт им достались ещё остатки перловой крупы, которую, если честно, боялась давать, сомневаясь, что такие малые птахи смогут её переварить.
Судя по громкому воркованию, от которого я проснулась следующим утром, перловка не причинила голубям никакого вреда. Они требовали повторить сытный завтрак. Как им было объяснить, что кормить крылатых гостей мне было нечем? Я попросила у них прощения и пошла собираться на дежурство, во время которого мне должно было перепасть кое-какое пропитание для семьи… а теперь ещё и для голубей. Смотреть на их пустые зоба было невыносимо стыдно.
Но голуби никак не хотели отпускать меня на работу. Один из них – самый крупный, с серо-чёрным оперением и радужными переливами на грудке – взлетел и уселся на раму открытой форточки. Пронзительным воркованием он не просил, он требовал подать ему завтрак. Мне было некогда, настроение было не из лучших, но я вернулась на кухню, ещё раз открыла ящик, где хранила крупы, собрала со дна просыпанные ранее крупинки и положила на подоконник. Но этих крох было слишком мало, чтобы накормить десяток голубей. Большинство из них вошли в положение и улетели в поисках другой хозяйки в окне, которая по каким-то причинам ещё не стала беженкой в это горячечное артобстрелами лето. Но вот два голубя улетать не собирались. Тот крупный вожак стаи неотрывно следил за каждым моим движением.
Что было делать? Не без сожаления из того же ящика я извлекла последний пакет риса, который берегла как неприкосновенный запас. Распаковав его, пару горстей зёрен я высыпала всё на тот же подоконник.
Вожак не в меру осмелел. Когда я открыла окно, он перелетел с форточки на подоконник и прямо из рук начал заглатывать угощение. Утолив голод, пернатый «боров», как я назвала этого милого нахала, допустил к трапезе и свою белокрылую подругу. Хотя, если подумать, какой же он боров, если за голубкой ухаживает? Но ведь уже назвала…
Когда остальные голуби попробовали вернуться на подоконник, произошла самая настоящая голубиная драка. Остатки рисовых зёрен разлетались в разные стороны, но можно не сомневаться, победителем потасовки стал «боров».
С того дня, стоило мне появиться на кухне, голубь бросал все свои неотложные дела и прилетал на подоконник.
– А сама виновата. Не надо было приучать!
Слава Богу, совсем уж голодный период не растянулся на всю войну. Уже через два-три месяца, благодаря помощи из России, выдвижной ящик для круп на моей кухне заметно потяжелел. Голубь не раз наблюдал, как я доставала из него пакет и, к его радости, часть содержимого высыпала на подоконник.
Хлебные крошки также перестали быть дефицитом. Я с удовлетворением отмечала, что и у голубей дела пошли на лад. Их зоба из вогнутых вновь стали привычно выпуклыми. Пернатые перестали так жадничать и намного реже дрались за лакомые крошки. Не раз наблюдала, как соседи благоразумно выносили на улицу корм для птиц. Превозмогая природную осторожность, воробьи, вороны, сороки, галки украдкой тоже подбирали голубиное угощение. Мирная жизнь брала своё, не спрашивая разрешения у затянувшейся войны.
– Опять к Светке с третьего этажа полетел, – услышала я как-то знакомый голос соседки, – ты посмотри что вытворяет! Во даёт!
Со стороны кухни раздалось характерное хлопанье крыльев. В это время я сидела за компьютером и, стараясь не отвлекаться, дописывала статью в газету. По этой причине решила, что пусть уж голубок подождёт пока я не закончу работу…
Какая же я была наивная! Хозяйка сидела и писала, а в это время голубь, не дожидаясь, пока она накроет для дорогого гостя стол, влетел на кухню в открытую форточку. Сначала гость прошёлся по полу, оставив на нём пару «мин» птичьего помёта, затем взлетел на стол. Крышка на сковороде сдвинулась под его весом и поехала в сторону. Через мгновение она со звоном упала и покатилась по полу.
– Кто это хозяйничает на моей кухне? – удивилась я и стремглав понеслась выяснять…
Голубь вжал голову, готовясь взлететь, но, посмотрев мне в глаза, почему-то передумал и продолжил клевать остатки гречневой каши со сковороды. Тут я увидела следы помёта на полу, на которые едва не наступила. Думаю, это любой хозяйке бы не понравилось. Я не стала исключением, но больше того я испугалась, что каша на поджарке с луком и морковкой – слишком жирная пища для голубя. Он хоть и «боров», но не свинья же на самом деле.
– А ну кыш отсюда! – крикнула я обжоре, – Кыш, кыш, кому говорю!
Но каша нравилась «борову», он не хотел отрываться от такого изобилия. Похоже, этот сизарь был уверен, что я не причиню ему вреда.
Тогда я схватила кухонное полотенце и замахнулась на наглеца. Подействовало. «Боров» тяжело взлетел, стукнулся об оконное стекло, сделал полукруг, чтобы подняться выше, и благополучно вылетел в форточку. Убрав следы пребывания непрошенного гостя, в знак извинения, я насыпала хлебные крошки на подоконник и вернулась к работе над статьёй.
Думаете, голубь обиделся и перестал прилетать? Ничего подобного. Один либо в паре с голубкой он ежедневно прилетал в гости. Мое отсутствие его не останавливало. Один раз я пришла домой и увидела на столе разорванный целлофан и поклёванный батон. Кто это сделал вопроса не возникало. Повсюду тёмными пятнами на светлом линолеуме лежала благодарность за хлеб и воду.
В следующий раз я застала обоих – голубя и голубку – за расклёвыванием пачки пшеничной крупы. На столе и на полу уже лежали разбросанные крупинки.
– А сама виновата. Нужно было сразу убрать в стол.
Я стала гнать «форточников», но тут же пожалела об этом. «Боров» легко вспорхнул и вылетел в полуоткрытую форточку, а вот голубка заметалась от испуга. Она несколько раз стукнулась о стекло, прежде чем я смогла открыть настежь окно, чтобы она вылетела.
Во избежание повторения неприятных моментов, я стала прикрывать форточку, оставляя лишь малюсенькую щелочку, в которую голубь не мог протиснуться. Лето стояло жаркое, только сквозняками и спасались, а из-за голубей приходилось терпеть неудобство.
Но и на этот раз я недооценила голубиные мозги. По-прежнему, вернувшись домой, я находила следы пребывания голубя на кухне. Каким образом этот хитрый «форточник» проникал в дом? Элементарно. Он приспособился всей своей «боровской» тушкой биться о стекло. С первой, второй или третьей попытки форточка со скрипом поддавалась и щель становилась шире. В неё голубь виртуозно влетал и вылетал обратно из моего дома, оставляя мне все те же следы пребывания.
Голубка тоже научилась влетать в полуоткрытую форточку, но вот найти выход обратно у неё не получалось и пару раз она ожидала, пока я не приду и не открою ей окно.
Когда жара пошла на убыль, форточку я стала закрывать наглухо, отучая голубей хозяйничать у меня дома. А то ишь, голубятню из кухни устроили!
– А сами виноваты! Не надо было так наглеть…
Хватит того, что вдобавок к голубям, мою лоджию оккупировали осы. Эти немилые насекомые тоже пользовались моей добротой и, не обращая внимание на недовольство, спокойно строили свой улей. Мне советовали соседи избавиться от них ядохимикатами, но у меня рука не поднималась вот так взять и убить их. За это они безжалостно жалили меня, когда я выходила на лоджию подышать свежим воздухом или взять какой-то инструмент. Иногда доходило до десятка укусов сразу. Теперь это была их территория, которую они охраняли. А тут ещё на любимую кухню голуби покушаться стали. Терпению моему приходил конец. Пора было обратно отвоёвывать у настырной фауны место для жизни человека.
А вот к голубю тому у меня вопрос-таки остался: «Если бы не война и не голод, набрался бы он такой смелости не просить, но требовать у человека накормить его?»
Вот и опять прилетел.
– Слышу-слышу… Да иду я, иду… Ишь какой нетерпеливый…
