продолжение.,
- Вот что, бабуля, - после небольшого молчания, тяжело вздохнул Савик: - знаешь ли, вот «эти, всякие», что нам с Гутей докучают... Короче: придётся нам с тобой расставаться!
Савик понуро замолчал. Душенька смотрела на него во все глаза и ничего не понимала. Ей стало страшно, на глазах выступили слёзы. Наконец, слово за слово, Протокины поведали старушке, что им - Савику и Гуте - скоро придётся уезжать обратно в Москву. Потому что фирма, которая год тому назад вызвала Савика, объявила себя банкротом, и теперь он без работы.
- И к тому же, у нас до сих пор нет постоянного места жительства! - подхватила разговор Гутя, которую в этот момент точно осенило...
- А у меня - что, не постоянное, что ль? - выпучила глаза Душенька. - Поди, уже год как живёте.
Бедная старушка расплакалась навзрыд: - «Как это, расстаться с «голубочками»? Но ведь, она без них затоскует!» А сказать Протокиным раньше времени о том, что Илюшка помогает перевести её завещание с богадельни на них, «голубочков», нельзя: Илюшка строго-настрого запретил. «Большая волокита будет, - твердил он ей с самого начала. - Вот и молчите. Никому ни гу-гу. А не то, ведь, вам что-нибудь напортят...» Душенька недоумевала: - «А чего портить-то? Богадельня не пропадёт, а вот «голубочки» мои пропадут...» Медленно тикали часы; разговор не клеился; не то что в карты, старушке даже в «подписи» играть не хотелось. А у Гути с Савиком от недавнего разговора за дверью и выпитого вина, кружилась голова и начали слипаться глаза. Душенька снова залилась слезами.
- Да как же это, расставаться? – не могла успокоиться старушка. - Вы скажите, что живёте у меня!
- Ну, живём, живём... - нехотя промямлил Савик. – Но это доказать надо, бабуля. Доказать. На бумаге доказать, понимаешь? А не то нас без жилья и без работы обратно отправят: такие здесь порядки.
- Ну? Подписать чего надо? - встепенулась Душенька. - Чего там, давай, всё подпишем! Только бы вас не...
- Вот ты, бабуля, умный человек: сразу видно! - заметно оживился Савик. - А эти, власти австралийские... Они нас без конца засыпают анкетами: без подписи и знать ничего не хотят!
«Умный человек»! Старушка даже выпрямилась. Приосанилась. Впервые в жизни кто-то назвал её «умной». Это было самое больное место Душеньки: конечно же, она догадывалась, что люди, хотя и любили её, но всё же считали недалёкой. Помнится, как не раз сетовала она, рассказывала друзьям, что Протокиным туго приходится в Австралии. Но те только смеялись над ней:
- Знаем, знаем уже этих пройдохиных! Врут они тебе всё! А ты веришь.
И вот теперь Савик похвалил её.
- Так чего подписывать-то будем? - воинственно подбоченилась Душенька. - А ну, давай, тащи сюда бумаги! Пушщай только посмеют вас...
Бравым росчерком старушка поставила свою подпись в тех местах, где указал Савик. Она вошла в азарт, и с радостью исписала бы весь лист, если бы он ей только позволил...
- Ну вот, бабуля, спасибо тебе огромное! - сказала Гутя, нежно целуя старушку. - Вот уж теперь-то нас никуда не прогонят...
- Да чего ж... Живите себе сколько угодно! Я только рада буду.
Савик открыл шампанское. На этот раз все трое просидели в кухне почти что до двух часов ночи.
Но самое удивительное - это то, что ночные гости больше Савика не трогали. Даже наведываться стали реже. И только одна Душенька никак не могла успокоиться. Пусть она не понимала разговоров этих странных, неприятных людей, но всё, что было связано с ними, пугало её. Теперь она даже вечером спать не ложилась, пока не увидит в окне свет знакомых фар «голубочков»...
Незаметно пролетело полгода безоблачного блаженства. За это время Протокины привыкли к своему новому положению «постоянных квартирантов» и заметно поуспокоились. И вдруг в один прекрасный день Савик сказал Душеньке:
- Вот что, бабуля, нам нужно с тобой серьёзно переговорить: тебе скоро придётся отсюда куда-нибудь перебираться. Только ты не беспокойся, Гутька тебе всё устроит - можно в дом для престарелых, или в какую другую богадельню…
- И-и-и, касатик, зачем же мне из своего дома уходить-то? – удивилась Душенька. – Поди-ка, сама для себя всё делаю: силы ишшо есть, вот только сердце иногда побаливает... Не-е-т, сынок, своё-то - оно всегда своё!
Казалось, Гутя не слышала этого разговора - она стояла спиной к столу и бренчала посудой. Савик помолчал немного, потом опять тихо и серьёзно сказал:
- Вот то-то и оно, бабуля, что дом теперь не твой. Он – наш. Ты же сама его нам отписала. Помнишь бумаги-то?
Душенька смотрела на него во все глаза и ничего не понимала.
- Как, отписала? Чего отписала?
Савик нетерпеливо перебил:
- Всё очень просто: в официальном документе ты поставила свою подпись, и таким образом перевела свой дом на нас с Гутей. Подарила, то есть. Дарственную подписала. Поэтому дом теперь наш.
Душенька тяжело опустилась на стул. И всё-таки не сразу сообразила, что в её жизни произошло что-то непоправимое.
До самого вечера старушка глядела перед собой, не понимая, что вокруг неё происходит. А вечером по её лицу скользнула тревожная тень, она сразу как-то осунулась, обмякла. Даже чай пить не стала, а задрожав всем телом, поднялась и ушла к себе. Ночью её мучила бессонница. Не то во сне, не то наяву, ей мерещилось что-то страшное, но что именно, она не знала, и только в голове тревожно стучало: «Как же это: мой дом теперь - не мой? Зачем, куда я должна перебираться?» Так промучилась Душенька до утра.
Весь следующий день Душенька ходила с помертвевшим лицом. Ни на что не реагировала, забыла покормить Яшку, а кошек – она даже не слышала их жалобного мяуканья...
Видя, что старушка не на шутку растревожена, Гутя метнула в сторону Савика предупреждающий взгляд. Потом подошла к старушке и ласково обняла её за плечи.
- Да ты не беспокойся, бабуля, мы тебе поможем перебраться отсюда. Я завтра всё узнаю, выясню, куда тебя можно пристроить... так, чтобы тебе хорошо было. А тут нельзя оставаться. Сама посуди: мы собираемся делать ремонт, везде будет грохот, пыль, грязь...
Потянулись полные смутной тревоги дни, бесконечно долгие недели. Никуда Душенька, как ей велели Протокины, и не думала перебираться. По вечерам они вместе чай тоже не пили. И вообще, «голубочки» стали часто где-то пропадать. Иногда даже ночевать домой не приходили.
Наступил очередной пенсионный день. Утром Душенька собралась пойти в банк. Она уже оделась, взяла сумку и, чуть вразвалку, не спеша направлялась к двери, когда в кухню вошёл Савик.
- Ну, что, бабуля, съезжаем? - угрюмо начал разговор Протокин. - Мы с Гутей раздумали делать ремонт: в конце недели придут бульдозеры, дом сносить будем. К тому времени тебя здесь не должно быть. Сама понимаешь... грохот, разворот. Не с твоим это здоровьем...
- Куда же я пойду из собственного дома? - всплеснула руками Душенька и расплакалась. - Да неужто у вас сердца нет, «голубочки» вы мои?
Савик заметно терял терпение:
- Правила, бабуля, правила: потому как теперь мы здесь хозяева, тебе уже нельзя оставаться. Иначе придётся платить нам ренту. Но лучше – съезжай...
Плечи Душеньки мелко затряслись. Гутя метнула на Савика острый взгляд и подошла к старушке.
- Не плачь, бабуля. Не надо так расстраиваться, - сказала она, обнимая её. - Как знать, может ты ещё вернёшься сюда: уголочек для тебя всегда найдётся, и притом недорого. Только это будет уже совсем новый дом. А пока тебе совершенно необходимо переехать, ведь, здесь скоро такое пойдёт... Не плачь. Завтра же мы поедем с тобой искать новое пристанище.
Но Душенька была безутешна: неужто ей, на старости лет, по чужим углам ходить?! С большим трудом упросила Протокиных, Гутю, то есть, позволить ей ещё какое-то время оставаться в доме - за плату, конечно. Скрепя сердце, «голубочкам» пришлось согласиться и почти на два месяца отложить свои планы.
Ноги у старушки дрожали, почти что не держали, подкашивались. Но в банк ей всё равно придётся пойти: надо скорее получить пенсию, чтобы заплатить Протокиным ренту и хоть как-то оттянуть страшный день...
- Дело, конечно, не в деньгах, - вмешалась великодушная Гутя, - но пусть будет так, коли ты того хочешь, - и повезла старушку в банк на машине.
В прохладном полумраке мраморного помещения Душенька ждала своей очереди. У дальней стены, в мягком кресле, положив ногу на ногу, сидела Гутя и говорила с кем-то по мобильному телефону. Расстояние между фигурой в кресле и очередью каким-то образом успокаивало старушку, как бы отдаляло от неё страшное, неизбежное. Она даже облегчённо перевела дыхание: уж теперь-то, хоть на какие-то два месяца, в её жизни настанет покой.
Ни в каком, даже самом кошмарном, сне не могло бы присниться Душеньке, что в банке её может ожидать такое потрясение: несмотря на то, что, прожив сорок лет в Австралии, она почти не говорила по-английски, она всё же кое-как разобрала, что ей уже два месяца почему-то не выплачивают пенсию. Она разволновалась.
- Как это, не платют? – залопотала старушка кассиру по-русски. - Почему это, не платют?
В банке давно уже знали милую «олд герл» и привыкли, что в этих случаях надо срочно вызывать переводчика. Таким образом Душеньке сумели объяснить, что банк здесь ни при чём, что пенсию ей недавно прекратили выплачивать по распоряжению правительства, поскольку она, мисс Ходянко, «подарила» своё имущество, а именно дом, стоимостью более полмиллиона, посторонним лицам. И что самое главное: в течение последних двух месяцев она, мисс Ходянко, получала пенсию незаконно, по ошибке или недосмотру отдела общественного благосостояния, и потому должна будет вернуть эти деньги государству.
И всё-таки из всего сказанного Душенька поняла мало. Но платить-то Протокиным всё равно надо! В панике решила она тогда снять деньги с текущего счёта. Конечно, у неё там и раньше не было «алмазных гор», но сотенки три-четыре, остатки от пенсии, всегда водились. И сейчас бы лежали там, кабы старушка не поистратилась, ублажая своих «голубочков» почти что больше года. Нет, она нисколько не жалела об этом, кабы могла, она бы и больше на них истратила. Но...
- Жить-то как? - в ужасе ахнула Душенька и странная боль застучала в её мозгу. - Жить на что буду?
Боль перекинулась в левое плечо, ударила в руку, потом что-то с силой начало давить в боку. Последнее, что мелькнуло в угасающем сознании, было: - «Батюшки! Это чего ж, никак мне на людях стало плохо..?»
Конечно же, служащие банка немедленно вызвали скорую помощь.
Всё время, пока Душеньку укладывали на носилки, Гутя стояла рядом и заботливо поглаживала почти что безжизненные старческие руки. И только потом поехала домой.
В больнице Душеньку без промедления помчали в неотложку и оказали помощь. И только потом уже, когда старушка совсем пришла в себя и окончательно успокоилась, ей очень любезно и очень подробно объяснили, что, поскольку она, мисс Ходянко, с некоторых пор, вместе с пенсией, потеряла право на бесплатное лечение, лекарство и больницу, то теперь ей придётся за всё заплатить...
«Как потеряла? Чего потеряла?» - опять застучало в голове несчастной старушки: она решительно ничего не понимала. Пришлось вызвать соц-работника. И тот, через переводчика, подтвердил, что «...Да, действительно, мисс Ходянко - вместе с пенсией - автоматически лишилась социальных льгот, включая бесплатное лечение, больницу и лекарства, по той простой причине, что она, мисс Ходянко, своё полмиллионное имущество, то есть, дом, «подарила» посторонним лицам...»
Во избежание непредвиденных осложнений, Душеньку держали в больнице под самым зорким наблюдением два дня. Потом отпустили.
В тяжёлом молчании Гутя везла старушку домой.
Но сразу обсудить создавшееся положение с Протокиными не удалось, им нужно было срочно лететь куда-то по делу. Поэтому, едва переступив порог, Душенька бросилась к телефону.
- Беда, Илюшка! Я без крыши осталась: они отняли... - с трудом проговорила старушка и заплакала. - И денег тоже нет...
В трубке повисло молчание. Не потому, что Илья Душеньку не расслышал или не понял, а потому что у него бешено заколотилось сердце: неужели могло произойти то, чего он боялся, что предсказывали знакомые русские? Нет, он надеялся, что всё скоро и просто выяснится...
- Постой, старая, не лей слёзы! Тут просто какое-то недоразумение.
- Илюшка, приезжай! Скажи, чего теперь делать-то? Дом отняли, уходить велят... А куда я денусь? - и старушка снова заплакала.
Продолжение следует.
