продолжение.,
Конечно же, Душенька понимала, что житейские заботы совершенно не оставляли Протокиным свободного времени, и потому, при всём желании, они не могли подолгу сидеть с ней вечерами. Редко удавалось перекинуться с ними в картёшки - когда в «дурачка», когда в «Акульку», а то ещё пасьянс раскладывали. В другие игры старушка не играла; наверное, оттого, - соображала она, - «голубочкам» с ней скучно. Она бы и рада их чем-то потешить, например, рассказать о своей жизни в Китае, но каждый раз бедные ребята зевали от усталости и уходили пораньше спать.
Душеньку терзало одиночество. Очень уж любила она эти редкие уютные вечера, когда Протокины могли задержаться за вечерним чаем на лишние полчаса. Наверное потому она решила употребить последнее, самое надёжное, как ей казалось, средство. И как только она раньше об этом не вспомнила? Вот так и получилось, что вечером следующего дня, когда Савик с Гутей поднялись было из-за стола, Душенька не утерпела и предложила «голубочкам» сыграть в свою самую любимую игру, в «подписи».
Протокины не сразу поняли, о чём старуха говорит. Поэтому в тот вечер, впервые за всё время, Душенька получила возможность облегчить душу и рассказать ребятам немного о своей жизни в Китае: поля, тяжкая работа на земле, учиться не пришлось. Наконец, довольная собой, она заявила:
- Мало чего в грамоте умею, но подписываться могу!
- Да ну, бабуля, - после некоторого молчания протянул Савик, - неужели и впрямь можешь?
Душенька покрыла каракульками старый конверт. Скоро она испещрила листок, который так кстати оказался под рукой. Она вошла в азарт, и готова была ставить свою подпись на чём угодно – знай, только подставляй!
Всё это было так неожиданно, что Гутя и Савик, ошеломлённые, притихли. Похвалили старушку, конечно. Но потом оба молча переглянулись и, сославшись на головную боль, всё-таки ушли спать.
Решив, что она «голубочков» чем-то обидела, Душенька не на шутку расстроилась. Всю ночь не смыкала глаз, и промучилась до утра. А утром – извиняться...
- Вот ещё! Придумала! – смущённо буркнул Савик, с досадой подхватывая со сковороды подгоревшую гренку. - Никто на тебя, бабуля, не в обиде! Давай, лучше делом займёмся, чем...
«Всё-таки Савик очень хозяйственный, - думала Душенька, наблюдая за Протокиным издали, - только память у него что-то уж больно слаба...»
И в самом деле: как-то утром, приколачивая новую ступеньку в самом низу лестницы, Савик, как видно, совершенно забыл, что уже об этом спрашивал, и опять начал деловито выяснять, нет ли у Душеньки ещё каких-либо владений, где требуется хозяйский глаз:
- Ну, скажем, какой-нибудь старой хибарки в городе или за городом, где надо что-то починить, приколотить, или тараканов вывести... Бесплатно, разумеется. Нам с Гутей и в голову-то никогда не придёт брать с тебя деньги за работу. Это за твою-то доброту...
Старушка была тронута до слёз его готовностью всегда во всём помочь. Только одно ей было невдомёк:
- И-и-и, чего ты, касатик, талдычишь, як дурень какой: «владения, владения...» С чего ты взял, што у меня ишшо дома? Один вот у меня дом и есть.
Казалось, Савик всё ещё не верил, видно было, что он чем-то не удовлетворён. Но спрашивать перестал.
Душенька была на седьмом небе. И неудивительно. Во-первых, Савик убедил её, что память у него есть, и вопроса о «других владениях» больше не поднимал. А во-вторых, с тех пор как старушка научила «голубочков» играть в «подписи», Протокины стали проводить с ней долгие вечера, и, вообще, начали проявлять к ней особую нежность.
В угоду старушке, Протокины теперь часто играли с ней в карты, смотрели в альбомах выцветшие старые фотографии и не зевали, слушая бесконечные рассказы о жизни в Китае. Конечно, они знали, что больше всего на свете этот милый «одуванчик» любит игру в «подписи». Но это было больше ради неё, Душеньки, и только если ей этого очень, очень хотелось, потому что, естественно, ни Гутю, ни Савика такие игры занимать не могут. И вот тогда, как истинные герои, Савик с Гутей спать рано не уходили, а терпеливо и подолгу просиживали со своей хозяюшкой за столом.
Хорошие это были вечера! Душенька блаженствовала. Ей даже казалось, что она как бы выросла в собственных глазах: ведь, глядя на исписанные листы, «голубочки» восторгались её каракульками. Они настолько отдавали хозяйке своё внимание, что, когда по кухне случайно пробегала шальная мышь, или в углу что-то назойливо и сонно стрекотало, или даже Яшка, болтая в окне лапками, смотрел в кухню и ждал яблок, Савик с Гутей ничего не видели, не слышали, не замечали...
Душенька с нетерпением ждала своего заветного часа. К этому часу у неё в кухне на свежей скатёрке уютно поблёскивали три пузатенькие кружки, посреди стола дымился пирог, а на плите нетерпеливо свистел чайник. А в конце вечера Савик выносил ещё и бутылку вина. О чём только не говорили тогда своей бабуле Гутя и Савик! Они давно уже объявили старушку «своей», и потому, не стесняясь, расказывали ей о своей прошлой жизни. Казалось, у них не было от старушки ни одной затаённой мысли, ни одного секрета; они даже делились с ней радостями, горестями, но ещё чаще - смешили её.
- Именины фирмача праздновали мы. В бане. Ну, выпили, как полагается. А потом взяли, да вместо юбиляра... с дуру-то... банщика стали мыть!
- Чай, брешешь! - удивилась старушка и широко раскрыла глаза. - Каки таки именины в бане?
- Да только банщик-то потом оказался, - продолжал Савик, - вовсе не банщик, а один из приближённых нашей районной шишки: компанию он, вишь, в баню привёл. Да только пока он, с этаким авторитетом, друзьям тазы и венички распределял, мы не разобрались и - решили сами его помыть...
- Каки таки сышки? - совсем выпучила глаза Душенька. – Чего это, сышкам дома уж и помыться негде?
Так прошло месяца два-три. И всё было хорошо. Вот только стала Душенька замечать, что её «голубочки» стали нервные, как бы подавленные, а Савик - так тот вздрагивал от малейшего шороха. Скажем, поздно вечером заслышит что-то на улице и - сейчас же выйдет во двор. Один, без Гути. И долго доносятся из темноты чьи-то тихие, напряжённые голоса. К нему и раньше изредка заходили какие-то незнакомые люди, но, странное дело, он всегда разговаривал с ними на улице.
С некоторых пор странные ночные гости стали наведываться к Савику чаще. Всегда неожиданно и всегда поздно вечером. В дом они по-прежнему не заходили, только перенесли место переговоров со двора на лестницу, к самой входной двери. Их было трое. По обрывкам разговора Душенька поняла, что эти люди «вроде бы и русские, да только не наши...».
- Чего ты, Савик... пригласил бы в дом! - сказала как-то старушка, выглядывая из-за приоткрытой двери с выражением жгучего любопытства.
Незнакомцы ей вежливо кивнули, но порога не переступили и остались стоять в темноте.
Однажды краем уха Душенька услышала, что гости от Савика что-то требуют. И ещё на этот раз она сумела рассмотреть, что все они были очень хорошо одеты, до неё донёсся даже запах какого-то необычного одеколона. Старушку охватил совершенно непонятный страх. А тут ещё Савик вернулся в кухню сам не свой. Ни с кем не говорил. Сразу к себе ушёл. Только на Гутю успел сорваться, наговорил ей столько неприятного...
Один раз Савик страшно сорвался на Гутю на глазах изумлённой Душеньки.
Это случилось дней через пять-шесть после того, как старушку напугал запах незнакомого одеколона. Ночные гости пришли опять. Вызвали Савика в сад. И там, в темноте, долго его били.
К своему счастью, Душенька ничего об этом не знала. Только потом, когда из-за приоткрытой двери она увидела Гутю, в слезах, с окровавленным Савиком на лестнице, ей стало ясно, что произошло что-то ужасное. Пошатнувшись, старушка ухватилась за край стола и мелко-мелко задрожала.
- Это же дичь, держать такое в секрете! - донёсся из-за двери сдавленный шёпот Гути. - Идиот! Без помощи старухи нам всё равно не обойтись...
Она встала, намереваясь попросить у Душеньки немного ваты.
- Я тебе покажу вату, шалава! – превозмогая боль, разразился бранью Савик. – Я тебе твой язык... - и Гутя, ударившись об косяк двери, покатилась прямо к ногам обомлевшей Душеньки.
Бедная старушка и без того была потрясена: - «Ведь, Гутя пожалела его, - лихорадочно проносилось в её мозгу, - зачем же он с ней так грубо?» Душеньке показалось, что не то её самоё, не то Гутю, убивают... Несчастная, она совершенно не переносила, просто панически боялась, повышенных, раздражённых голосов. Минуты две Душенька молча переводила выпученные глаза с плачущей Гути на окровавленный висок Савика, потом тяжело перевела дыхание и с трудом опустилась на стул...
Больше Савик не позволял себе подобных выходок по отношению Гути. Во всяком случае, в присутствии старушки. И ещё он понял в этот вечер, что дальше скрывать от Душеньки свою жизнь нельзя – неровен час, ещё попросит их с Гутькй съехать с квартиры! Тогда все планы их рухнут. Значит, каким-то образом придётся ей объяснить, что произошло. Но как, и что сказать?
Что и говорить, Гутя была очень обижена на Савика. Но, как человек умный, она прекрасно понимала, что сейчас не время сводить личные счёты, что надо срочно находить выход из создавшегося положения.
Впрочем, выход этот, ответ на проблему, даже искать не надо было: он сам представился, и довольно скоро. Благо, что у Протокиных давно уже вошло в привычку регулярно развлекать Душеньку. Подкинув раз-другой «дурачка», Савик осторожно заговорил:
- Бабуль, а, бабуль, а твой кустик-то о-о-чень сильно разросся. Резать его надо!
- И-и-и, сынок, на мой век и того хватит! – отмахнулась Душенька, хитро посмеиваясь: ему-то, Савику, невдомёк, что придёт день, и они с Гутей здесь будут хозяевами. – Так что, не трожь мою буганвилию!
- Да у неё шипы, бабуль, что твои иглы!
- Каки таки иглы?
- А такие, что нас с Гутькой вечно режут. К двери мешают подходить.
- Пушщай мешают! - поёжилась старушка, вспомнив страшных гостей Савика. - Этак покойнее. А не то, всякие тут ходють...
- Да ничего страшного! - нерешительно проговорил Савик, обдумывая, что сказать Душеньке дальше. - И ты, бабуля, шибко не печалься об этих всяких...
Савик не успел договорить, потому что за дверью послышалось сдержанное покашливание как раз «этих, всяких». Он резко встал и быстро вышел за дверь. Вслед за ним выскользнула из кухни Гутя. И вот, впервые за всё время, до испуганной старушки – причём без всякого подслушивания с её стороны - донеслись приглушённые обрывки фраз:
- Поделиться надо. Ведь, мы уже теряем... И тогда всякое может....
Вдруг в разговор вмешался злой шёпот Гути:
- Коль вы поспешите... и нас... раньше времени... только старуху уморите! И тогда вам шишь... ни черта... А ну, прощевайте!
Савик и Гутя вернулись в кухню притихшими. Затаив дыхание, Душенька не решалась расспрашивать. Ждала, что сами ей расскажут. И разве можно от неё теперь что-либо таить?
Продолжение следует...
