III

              Всякий рассказ духовный твёрже запечатлевается в памяти нашей и нагляднее представляет истину. Вот, что от старцев я слышал:
              В правление Макариево в обители сей было строгое запрещение, чтобы не употреблять никому из братии вино и не нюхать табаку, и не иметь самоваров, как вражью часть. И только по совету преосвященного Платона смягчено было преследование, поелику тогда в России повсеместно начали употреблять сии вещи, а привычку мiрскую трудно в монастыре покинуть. Из таковых был один старец из военных, именем Игнатий, который по привычке мiрской тайно нюхал табак. Даже и в великом пострижении он не мог отстать от него, и за сие употребление он особые поклоны полагал, но за полгода до своей кончины представилось ему во сне видеть двух святых ангелов и ещё муринов [эфиопов] страшных, у которых из носов их исходил жупелный огонь и нестерпимый смрад. Тогда ему святые ангелы начали говорить: «Перестань нюхать табак, ты ведь земной ангел есть, - и, указав ему на оных темнообразных муринов, сказали, - так будут все, употребляющие носом табак». По видении сем, он, конечно, перестал нюхать табак и скончался свято в 1823 году. На сей страсти табачной ещё доселе лежит клятва от Святейшего Синода.

                                            IV

               Некоторому монаху представилось во сне, якобы отлучился он от монастыря своего в деревню. И на обратном пути, будучи во всей своей форме, от усталости и вара солнечного снял с себя мантию и, свернув оную, нёс на спине. Проходя некоею известною ему улицею, он услышал, как народ начал ему кричать: «Эй! Гляди! Змий на тебе, укусит!» И он тотчас оглянулся на своё плечо и увидел в мантии змия чёрного, и от испуга сбросил мантию на землю, чтобы вынуть из неё змия, но тот вдруг выполз и кинулся на монаха и вцепился сквозь обувь в большой палец его правой ноги. Когда же монах стал отнимать его, змий укусил его за большой палец правой руки, а потом нанёс ему укус в правую сторону лба, отчего монах пришёл в ужас, и с тем и проснулся. Сей страшный сон предвозвестил оному монаху скорое падение в любодейный грех, ибо через три месяца то и случилось с ним. Прельстясь на некую девку, пригласил он  её в свою келью, удобную для приёма, и она обещалась в назначенное время придти к нему, и он, ожидая её, лёг и задремал, и слышит отдалённый и глуховатый голос: «Ах, скверная девчонка, обокрала (или осквернила) царскую одежду!» И от сего невидимого гласа он проснулся и был в недоумении и хотел оставить зачатое, но она тут же и явилась к нему, и от неё омрачился он умом своим и забыл про слышанный им голос ангела хранителя своего, пал с нею и лишил себя Божия покровительства.

                                                        V

                 В Костроме, в монастыре Девическом, в древнем кургане вырыты были кости человеческие, и тогда одну кость взяла в келью себе одна послушница и над нею производила поминовение. В некую ночь во сне явился ей покойник кости сей и говорил: «Не поминай меня, я был неверный татарин и нахожусь в тартаре». От сего разумно есть, что за отверженных Богом не должно молиться нам, Христианам. (Об этом сказывал мне И.С. и Е.А.Д.).

                                        VI

                  Во святой горе Афонской около 1841 года одному иноку-греку во сне было странное видение. На светлых облаках он увидел целые полки афонских святых, грядущих во славе райской жизни, и в самых первых рядах были русские, потом болгары, сербы и прочие славянские племена, а позади всех - греки. Впереди же ликов сих шествовала Богоматерь в неизреченном сиянии Божественной славы со скипетром в руках и в темном одеянии. Тогда старец оный при виде святых и небесной Царицы был вне себя от радости. Но, обратив внимание на первенство русских и на низкую степень греков, он подумал: «Место сие, Святая Гора, наше наследие, а русские – пришельцы…». Тогда вдруг донесся до него выспренний глас: «Справедливо, что это место ваша собственность, потому-то самому и теряется цена ваших подвигов, поелику вы дома, вы в спокойствии. А русские, между тем как пришельцы, терпят более озлоблений и неприятностей разного рода здесь между вами, что и возвышает их особенно в очах Небесной Правды».

                                            VII

                 В горе Афонской один прозорливый старец некогда увидел целые полки бесов, скаредных видом. Но один из них паче всех мерзостен, и вся спина у него была обтерта, плечи и шея смозолены. Смотря на него, старец дивился, и не знал, чему приписать такое адское безобразие и отличие от других. Тогда бес с улыбкою сказал: «Почему ты дивишься моему безобразию? Вот, чего стоит мне ваша братия, замучили меня, да и только». Прозорливец его спросил: «Да чем же?» Отвечал бес: «Мои товарищи соблазняют вашего брата и всячески стараются сбить с пути, наводя тоску по родным и по родине, внушая им оставить Афонскую гору и идти в мiр, и таковых выходцев отсюда мне приходится таскать на плечах до корабля. И они-то вот и обтерли мне шею и спину. Зато на них разъезжаю по мiру». Услышав сие, старец перекрестился, и бесы, яко дым, все исчезли. От сего видения познается, что спасение везде с трудом приобретается; в безмолвии – от мыслей неправедных, а в общежитии – от прелестей спасаясь, да спасет всяк свою душу. В бытность мою на Афоне в 1859 году старец мне говорил: «У вас, мiрских монахов, жены пред глазами, а у нас, афонских, они предстоят в мыслях». О, природа! Писано есть, «яко несть наша брань в плоти и крови, но к началам и властям и к мiродержателям тьмы века сего, к духам злобы поднебесным. Аминь.
            
                                         (продолжение следует)