(Отцу)
"Стучите, и вам откроется"
Небольшой сиднейский домик, который снимали Климент и Маруся Тряскины, принадлежал местному миллионеру Головану. С некоторых пор хозяин вздумал разделить свою рухлядь на две квартиры. Поскольку Тряскиных было двое, Голован перевел их в переднюю часть, где окна смотрели на главную улицу. А в образовавшейся каморке, что упиралась в заросли заднего двора, поселил престарелого дьякона.
Частенько слышал дьякон разговоры за стеной. И рад бы не слышать, да стены в Головановом доме, точно бумажные... доносится даже шорох газеты.
- Хороший дьякон, - вздыхала иногда Маруся, - тихий, и нраву кроткого... не то, что ты...
- Уж больно он застенчив, - обиженно бурчал в ответ Климент. - Жди... так он тебе и выйдет во двор! Как есть, отшельник.
- А ты зачем в отставку раньше времени подавал? Чтобы меня поедом есть от скуки?
Климент в сердцах бросал газету на стол. Начинал говорить что-то едкое, но удушливый кашель часто заглушал его слова. Тогда он, задевая плечом стену, выходил во двор: не хотелось признаваться самому себе, что со здоровьем - дело дрянь, а не то он с радостью вернулся бы...
Так и сегодня. Он достал в садовом сарае лопату - не привык сидеть без дела - и направился в сторону клумбы. И пошатнулся. Почти сразу распахнулось окно:
- Никак ошалел! - раздался голос Маруси. - А ну, как опять хлынет... Что я потом с тобой..? - она не договорила, уронила голову на руки и расплакалась.
Климент бросил лопату. Запустил руки в карманы, пошарил, но сигареты куда-то запропастились...
- Маруся, а, Маруся! - прохрипел он, - никак опять спрятала?!
Жена не поднимала головы.
За углом дома скрипнула дверь, на дорожке показался дьякон. Хоть и отшельник, а всё же умел вовремя появиться.
Климент повернулся к нему за поддержкой.
- Отец Клеопа, выручай: хоть бы раз она сжалилась...
Дьякон разом остановился. Удивлённо вскинул глаза. На прозвище не обиделся. Привык уже - что ни день, то новое... Понимает, что сосед не зла, а так - по доброте своего озорства. Он постоял, опустив голову. И вдруг спросил, забавно напирая на "О":
- Тебя - что, мало треплет? Захотелось больше? Что ж, вольному воля, кури.
Климент любил говорок соседа. Но при упоминании курева круто повернулся и пошёл прочь.
- Что-то непонятное с ним творится... - точно извиняясь, тихо проговорила Маруся.
Дьякон молча подошёл к окну. Устремил на женщину долгий, печальный взгляд, на глаза его навернулись слёзы.
- Эх, да что там... - проговорил он со вздохом, - с ним и так всё ясно!
Затем повернулся и пошёл к себе.
На другое утро Климент устроился в кухне за крохотным столиком, под самым окном. Несмотря на мучительный кашель, курит. Сидит, во двор поглядывает: авось, повезёт - сосед выйдет? И рад бы изловить дьякона, перекинуть с ним пару слов, да где там! - прячется отшельник в своей келье, иногда целыми днями не показывается. И всё же... куда бы тот ни надумал отправиться, мимо Климентовых окон незамеченным не пройти, не проехать.
Климент не знает толком, как зовут соседа.
- Маруся, а, Маруся: как его там... отец Фёдор или Феодул?
- Никак опять забыл? Горе ты моё луковое...
- Ладно уж, что за беда! Сам придумаю имя.
- Да уж, на выдумки ты мастер, - рассмеялась Тряскина.
Климент не выдержал ожидания. Вышел во двор, поплёлся к цветочной клумбе. Полил розы, затеял было ромашки сажать. Вдруг у калитки мелькнула знакомая фигура.
- Доброго тебе дня, отец "Клеопа"!
- Какой тебе день? Ещё Божие утро, - дьякон потоптался нерешительно на месте, повёл носом - и вдруг разговорился...
- Курить-то бросай. Пакостное зловоние развёл. Испортил мне обоняние, даже розочек твоих не чую...
- Волжанин, что ли? - обрадовался собеседнику Климент.
- Не отводи в сторону... Курить, говорю, бросай.
- Это ещё почему?
- Так ведь слышу, как тебя кашель треплет. Грех один...
Климент рассмеялся.
- Что ещё за "грех" ?
- А кабы не грех, так и родились бы люди с этакой дыркой для трубки. Бросай, говорю.
- Ты мне, отец Клеопа, лучше другое расскажи: почему русские люди у себя на родине жить не могут? Сколько им ещё...
Кашель снова заглушил слова Климента. Дьякон опустил голову.
- Тоже грех... Знать, Господа сильно прогневали...
- Ну и политика у тебя... - смех Климента вызвал новый приступ кашля.
- Стар я для политики, да и прост, - вздохнул дьякон; помолчал, и вдруг добавил: - И ты не лжемудрствуй. А курить-то всё же бросай.
С тех пор так и повелось: встречает Климент - в кои-то веки! - соседа, а тот опять за своё: - "Бросай", "окает", да и всё. Климент отшучивается и дружески хлопает дьякона по плечу.
Прошло года три. За это время Климент заметно изменился - исхудал, осунулся, лицом потемнел, в глазах поселился тревожный блеск. Болезнь уносила последние силы; теперь он чаще и сильнее задыхался, но курил... Курил больше прежнего. Временами, словно чувствуя в аромате цветов облегчение, подолгу простаивал возле клумбы.
Заслышав знакомое "окание", Климент неизменно оживлялся. Но он уже не спешил навстречу дьякону. Только слегка приподнимал пальцы к несуществующему козырьку, которого сроду не носил. И тут же его рука падала...
Как-то дьякон подошёл сам.
- Опять Божий мир коптишь... От тебя скоро птахи передохнут: смердишь, аки гиенна огненная. Посмотри на себя... - лик твой увял! К тому же отвечать за свою страсть придётся. Брось курить!
- Хм! А я думал, что ты, батя, смиренный... - пытался отшутиться Климент и беспокойно отвёл глаза.
Оба замолчали. Дьякон что-то чертил носком ботинка на земле; вдруг он поддал ногой окурок - много их валялось возле клумбы. Климент понял без слов.
- Эх ты, отец Клеопа... Думаешь, легко это? Я же курю с десяти лет. Мой батя вот, тоже был дьяконом... да только рано умер. Слишком рано. Мне и года в ту пору не было. Матери трудно пришлось: пятеро детей, а я - младший... пороть некому. Правда, мать была строгая. Спасаясь от её глаз, я убегал с мальчишками на Амур. Плавали «стойкой», чтоб не намокли спрятанные в кепках сигареты...
- К врачу ходил? - неожиданно прервал дьякон.
Климент вздрогнул, точно его хлестнули, и тряхнул головой: ни за что!
- Аль ты опупел?
Климент не выдержал:
- Послушай, отец Клеопа: как я могу быть уверен, что ты мне правильно говоришь? Ты - дьякон: тебя заботит только грех. А ты вот возьми и докажи... Докажи, что это грех.
Дьякон вздохнул, хотел что-то сказать, но махнул рукой и, опустив голову, побрёл к себе.
Ночью мешал заснуть надрывной, свистящий кашель за стеной и озабоченный женский голос. Дьякон встал, подошёл к божнице и тихо опустился на колени. Молитву прервал лёгкий стук в окно.
- Кто здесь бродит в непотребное время, аки страх в ночи? - горестно вздохнул дьякон, вглядываясь в темноту.
Климент, словно в ознобе, проговорил.
- Прости, отец Клеопа... Мне сейчас приснился очень странный сон. Представляешь, я сплю... и - во сне! - мне захотелось курить. Ну, я того... полез за пачкой сигарет в карман. И вытащил... Нет, ты представляешь... я вытащил из кармана икону Святителя Николая. Вот такую...
Дрожащей рукой Климент протянул дьякону бумажную иконку, размером с ладонь.
- Это же он... Это же мой любимый...
Дьякон уставился на протянутую руку и часто заморгал - всё же тьма, аки в преисподней, не видать ни зги! Он поднёс свечу и снова уставился на руку Климента. И вдруг отпрянул. С трудом овладел собой и сокрушённо покачал головой:
- Неразумен ты, аки осля. Ты же сам вопрошал, всё хотел доказательство. Вот и получил ответ...
Климент растворился в ночной мгле. Дьякон снова подошёл к божнице - и уронил голову на аналой.
Тряскины не могли уснуть до рассвета, - из каморки отца Клеопы доносились всхлипывания, тихие слова молитвы, время от времени слышалось, как он поминал имя раба Божьего Климента.
© Тамара Малеевская, Брисбен. 2016 г.
Лауреат Всероссийской литературной премии СП России "СЛОВО-2021".
Опубликовано в
Рассказы
Последнее от Тамара Малеевская
2 комментарии
-
Комментировать
Понедельник, 18 января 2016 23:46
написал Тамара Малеевская
Спасибо, дорогой о. Василий, за прочтение и отзыв. Да, основа - это всё из жизни...
-
Комментировать
Понедельник, 18 января 2016 17:36
написал Протоиерей Василий Мазур
Печальная история.
Крепости сил Вам, Тамара. С Праздником Крещения Господнего.
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии