Дубники – Мурманск, 1945 год
Осень и зима промелькнули быстро. Занятия в школе потакали быстротечности времени. Его больше ни на что и не хватало. Гутя догнала запущенный материал. Таким уж характером наградила её природа: со всеми трудностями она должна была справиться, а иначе – стыдно.
Но вот и солнышко пригрело. Стаяли, пополняя Ветлугу, снега, зацвели, радуя сердце, подснежники. По обочине прибрежной дороги они распустились сплошным ковром.
Все понимали, что война должна вот-вот закончиться, но это «вот-вот» почему-то затягивалось. Зачастили письма из Мурманска. Теперь их под мамину диктовку писала Катя. Нюра, их старшая сестра благополучно родила Валентинку, которой, как сообщалось в последнем письме, исполнилось девять месяцев. Малышка пыталась уже делать первые шаги. Мама хотела приехать в Дубники, чтобы сходить на могилку к мужу, но с датой пока определиться не получалось. Видимо, тяжело для неё было решиться на дорогу, а тут ещё и Нюра забеременела снова, к концу лета должна была снова рожать. Муж Нюры приезжал только на побывку в Мурманск, да снова отбыл на фронт. Как же её с малым ребёнком на руках да в положении бросить? Но чувствовалось, что жить в Дубниках Таисии Иосифовне не хотелось. Прикипела душой к Мурманску, не оторвать теперь.
Гутя ждала её окончательного решения. А что ещё оставалось? Она очень скучала по маме, по далёким сёстрам, по брату Ивану, которого не видела более пяти лет.
Однажды утром Августа, как всегда вышла из дома с портфелем в руках, чтобы идти в Красные Баки на учёбу, но её окликнула подружка:
– Ты что, в школу собралась, что ли?
– Да. А что?
– Во, даёшь! Какая школа может быть? Победа же!
– Победа?.. – не поверив, переспросила Гутя.
– По-бе-да! – по слогам прокричала девочка.
Они на радостях закружились прямо на дороге. Конечно, если победа, то какие могут быть занятия? Подружки понеслись разносить новость по деревне. Вдруг ещё кто-то этого не знает! Победа!
Недолго Августа оставалась после окончания войны в Дубниках. Как только начались летние каникулы, она забрала документы, табель, подтверждающий, что она окончила седьмой класс и засобиралась в Мурманск. К этому времени и Мария смогла оставить работу в сельсовете, потому что с фронта стали возвращаться мужчины. Вдвоём и поехали.
Четыре долгих, тяжёлых года прошло с тех пор, как поезд увозил её и Катю из Мурманска в пугающую неизвестность – эвакуацию. По той же дороге Гутя возвращалась в победный сорок пятый год в Мурманск. Отстояли Советские войска Союз, отстояли северные рубежи Родины, не сдали город. Но что от него осталось?!
Руины и головёшки… Да, кое-что, кое-где сумели сохранить. А, вернее, некоторым зданиям просто повезло. Вот в одном таком «счастливом» доме на улице Туристов, в двухкомнатной квартире и жила теперь мама. Старшая сестра Нюра с мужем Михаилом и маленькой Валентинкой занимали одну комнату, а мама – другую. До приезда Кати с ними жила и Лида, но она была замужем и ей было куда уйти, поэтому она освободила место для вернувшейся Кати. А тут ещё две дочери приехали. Вот все четверо в маминой комнате теперь и ютились.
Но была тогда у всех твёрдая уверенность, что после победы город быстро отстроят заново, и у всех будут свои новые квартиры. А пока приходилось терпеть, частенько вспоминая русскую пословицу: «В тесноте, да не в обиде». Да и какие обиды могут быть между своими, родными людьми?
Отца поминали по-доброму, скорбели, что так рано ушёл из жизни. До войны он не раз смело заявлял, что проживёт не меньше ста лет, что здоровья хватит ему на долгие годы. Но вот не учёл, что война всего одной бомбой, это самое здоровье, а затем и жизнь заберёт. Хорошо, что остальные члены семьи живы остались. Мать налюбоваться не могла на своих ладных, повзрослевших дочерей. Вот так и воссоединилась семья Малышевых.
Время было голодное. Продукты, хлеб – строго по карточкам. Право на получение карточек тоже нужно было заработать. Катя, так и не доучившись в школе, пошла работать счетоводом в трест столовых. Подвернулась работа, взяли, вот и пошла. После колхозных работ в Ильинском эта работа казалась такой лёгкой. Но ходить в трест приходилось далеко, чуть ли не через весь город.
Мария вернулась в свою школу учительницей. Само здание школы сильно пострадало от бомбёжек, поэтому его латали, перестраивали, стараясь закончить работы к началу занятий. В эти заботы сразу и окунулась с головой Мария.
Было решено, что Августа, как самая младшая, настрадавшаяся от болезней, пока работать не пойдёт, а с сентября продолжит учёбу в школе.
Как-то Гутя, Нюра и маленькая Валентинка находились дома, а мама ушла. Ей часто знакомая женщина приносила нянчить своего ребёнка. За малышом некому было присмотреть, а мамочка работала. Вот Таисия Иосифовна её и выручала. Но именно сегодня, что бывало очень редко, она сама пошла к той женщине домой. Что-то там с ребёнком было не в порядке, заболел вроде.
А тут у Нюры схватки пошли, роды начались. Гутя взяла Валентинку на руки, и побежала в ближайшую контору, где телефон был. Позвонила мужу Михаилу, сообщила ему новость. Он после возвращения с фронта в порту работал. Далековато от дома. Он обещал Августе отпроситься с работы и приехать, но сказал, чтобы скорую помощь вызывала немедленно. Она и сама знала об этом, так и сделала. Когда же она вернулась домой, то увидела, что роженице стало совсем плохо.
– Гутенька, родненькая, одна ты у меня помощница. Придётся тебе роды-то принимать.
– Я же скорую помощь вызвала! Они обещали приехать.
– Приедут, так хорошо. Но чувствую, что не дождусь… Если что, пуповину перережешь…
Анна закричала и, согнувшись, упала на пол, который ранее уже застелила простынёй. По её телу пошли судороги.
Августу охватила паника. С таким она не готова была столкнуться. Что делать? Как быть? Плач испуганной Валентинки придал смелости. Девушка пересилила свой страх и приблизилась к старшей сестре. Подняв подол юбки, она посмотрела «туда». «Там» что-то уже показалось. Гутя попробовала помочь, но её испугала кровь… Она отпрянула и машинально прижала к себе годовалую племянницу. И тут девушка вспомнила, что в соседнем подъезде живёт женщина с грудным ребёнком. Она до войны у них в школе преподавала санитарное дело. Гутя ещё обрадовалась, что хоть кто-то из довоенных знакомых в их новом доме живёт.
Стремглав побежала она во второй подъезд. Женщина оказалась дома, и как раз укачивала своего грудничка. Как только она поняла, что случилось, в чём была, побежала к Нюре. Она отдала Гуте своего малыша и склонилась над роженицей. От волнения Гутя не сразу заметила, что руки у неё в крови, и она выпачкала ими его белую пелёнку. Ей ничего другого не оставалось, как стоять и дрожать, а её ноги в это время обнимала испуганная маленькая Валентинка.
Новорожденный закричал, давая понять всем, что он, наконец, родился! Августа вздохнула с облегчением. И тут в квартиру постучали. Это приехала скорая помощь. Врач прошла в комнату. Увидев новорожденного мальчика, стала ругать всех, кто находился в квартире. Больше всех досталось бедной соседке, что роды принимала. Оказывается, рожать дома было категорически запрещено. Запрещено – нет, а обратно ребёнка не впихнёшь. Женщина в белом халате подняла Нюру и повела в машину скорой помощи. Малыша, конечно же, запеленали и унесли с собой.
– Что они делают? – простонала вынужденная повитуха. – Ей же вставать нельзя. Послед же не вышел!
Но её никто слушать не стал. Машина уехала. Гутя стала извиняться, что запачкала пелёнку её ребёнка, но женщина только рукой махнула, забрала младенца и ушла домой. Приехал домой муж Михаил. Узнав, что случилось, побежал в больницу. Вернулась домой и мама. «Ох!» да «ах!», а всё самое волнующее позади, а вот то, что Нюру так быстро подняли обернулось для неё тяжёлыми последствиями. Она еле выжила от воспаления, которое сопровождалось высокими температурами. Врачи – понятное дело – говорили, что это из-за того, что она дома рожала! Но те, кто знал, знал и причину: врачи сами виноваты были. Мать всех шестерых дома рожала, ей ли сказки рассказывать о стерильности? Но дал Бог, выздоровела Анна. Через месяц вернулась домой со своим младшеньким сыном Анатолием.
Чикой – Луганск 1945 год
Весть о Победе окрыляла, радовала, заставляла пересматривать планы на будущее. Шестнадцатилетний Эдвиг всё чаще задумывался о дальнейшей жизни. Он понимал, что пока есть возможность, нужно получить хотя бы среднее образование. Мать с Якусом все уши прожужжали на эту тему. Но вот почему-то их нравоучения всё больше раздражали юношу. Он понимал, что ему нельзя оставаться жить в Чикое. Эта земля отдала всё, что могла. Геологи постепенно ставили крест на выкачанных подчистую недрах некогда богатого края. Судьба рабочего посёлка с закрытием шахт была одна – вымирание. Люди интересовались направлением новых разработок. А так как Эдик шахтёром быть не собирался, то подумывал уехать из Забайкалья совсем.
Долгожданное письмо от отца! Ещё нераспечатанному Эдик радовался несказанно. Значит, жив остался! Значит, вернулся! Значит, они снова будут жить вместе! Но, прочитав его, радость слегка поутихла. Сын задумался, пряча вглубь подступившую вдруг неуместную досаду. Отец вернулся с войны инвалидом. Он не мог теперь работать никем, кроме конторского служащего или сторожа. Просил сына пожить пока у матери.
Эдик понял это по-своему, как будто отец что-то недоговаривает. Фантазия сына разыгралась, рисуя самые нелепые предположения. Беспокойство за отца росло: «А вдруг ему нужна помощь, а он стесняется в этом признаться»?
Трудодни по-прежнему оплачивались хлебными и продуктовыми карточками. Денег у Эдвига не было. Они были у матери, но она, прочитав в письме волю отца, и слушать не хотела о том, чтобы отпустить сына в Тулун. Но разве запрет мог остановить Эдика? Никому ничего не сказав, он рассчитался с работы, собрал документы, вещи и подался в сторону вокзала. Авось, на каком-нибудь товарнике в сторону Иркутска сможет уехать, а там, что будет, то будет. Надо, так и пешком дойдёт до Тулуна, хотя в этом вряд ли могла возникнуть необходимость. Тулун на той же железнодорожной ветке находится, только дальше.
В тот вечер уехать не получилось. Зато Эдик узнал, что товарняков больше проходит в утренние часы. Понял он, как и где формируются составы. В те «карманы» ему и нужно было идти сразу. Ничего, ему есть куда возвращаться. Выяснив обстановку, беглец вернулся домой…
Как же ему обрадовался Джульбарс! Неужели почуял разлуку? Дома мать тоже смотрела на него как-то особенно, вглядываясь в его огромные цвета неба глаза и слегка смущённую улыбку. И сёстры сегодня были почему-то особенно приветливыми, придумывали на ходу причины, чтобы поговорить, поиграть с братом. А может, ему это только казалось? Может, он сам так прощался с домом, в котором прожил военные годы?
Вагон оказался до половины заполненным какими-то мешками. В другом его конце стояли огромные деревянные контейнеры. За одним из них Эдик и спрятался. Ждать пришлось недолго. Наружная дверь зарычала несмазанными направляющими, залязгала наружным запором. Всё, заперто. Теперь и захочешь вернуться – не выберешься. Эдик вышел из укрытия и уселся на один из мешков. Он оказался мягким, похоже, набитым ветошью. Проверять не стал.
А ещё через час поезд тронулся в путь, переворачивая ещё одну страницу жизни Клочко Эдига Михайловича. Что там, впереди? Однозначно – будущее.
Вот этого беглый сын не учёл. Вагон не открылся и на следующий день. Вода, взятая с собой, плескалась парой глотков на дне фляги, а пить хотелось всё больше и больше. В вагоне сконцентрировалась и повисла почти осязаемая угроза: «А вдруг ещё несколько дней вагон не откроют? Что тогда? Ему же и ехать было не так далеко. Куда судьба занесёт?»
Эдик стал изучать конструкцию запора и тут же усмехнулся хулиганской мысли: «Эх, не предусмотрел! Сюда бы сейчас малюсенький заряд динамита»!
Нет, портить вагон ему не хотелось. Это только мальчишеские озорные мысли. Куда от них денешься? Он вернулся к мешку и решил ждать, сколько сможет.
На третий день пути товарняк прибыл на какую-то крупную станцию. Мимо вагона несколько раз проходили люди. Эдик барабанил в двери, кричал, чтобы открыли задвижку, но его почему-то не слышали. Наступила ночь. Раздосадованный юноша не мог никак заснуть. Он был голоден, но больше всего его мучила жажда. Терпеть её становилось всё более невыносимо.
Послышалось? Возможно. Ночью звуки далеко слышны. Эдик приник ухом к щели ворот. Через время звук повторился. Как будто кто-то шёл вдоль состава и проверял задвижки, клацая ими. Очередное клацанье. Вроде ближе. В сторону его вагона идут? Да, похоже. Через время поехал в сторону и его засов. Двери приоткрылись. Эдик на всякий случай прижался к стенке и замер. Луч фонаря рассек внутривагонную черноту.
– Во, тута ништяк! – услышал он шёпот. – Лучше, чем плацкарта.
– Ага, годиться. Ща, приведу наших, – так же шёпотом ответил напарник. – Ты здеся останься, а то не найду потом, где это.
Эдик понял: кто-то, как и он, собирался бесплатно воспользоваться услугами железной дороги. Он знал, что все предыдущие вагоны были загружены под завязку. Не зря же он тоже выбрал именно этот.
– Слышь, парень… – обратился Эдик к тому, что остался снаружи, но договорить не пришлось.
Послышался приглушённый вскрик, затем пару выражений на непонятном языке, прежде чем последовало членораздельное восклицание.
– Так же до смерти можно испугать! Ты кто?
– Никто. Такой же, как и ты. Тут поблизости вода есть? Пить хочу – умираю.
– Рядом нет. Только на станции. Из луж же пить не будешь…
Эдик вместе с вещами спрыгнул на склон железнодорожной насыпи.
– В какой стороне станция?
Парень махнул рукой, показывая направление. Не оглядываясь, Эдик побежал вдоль состава. Сможет ли он вернуться в этот вагон, его не интересовало. Сначала нужно было выжить – напиться.
После того, как напился воды из колонки, возник вопрос, где же он находится? Что это за станция? Надпись на здании вокзала гласила «Омск».
«Так я же давным-давно свой Тулун проехал», – разочарованно подумал Эдик. Придётся возвращаться. Омск – крупный город. Может, получится и на пассажирский состав попасть.
Рассвет застал Эдика на привокзальной лавочке. Он лежал на ней, скорчившись от холода. Толстая дворничиха шла и на обе стороны широко вскидывалась метлой, при этом не заботясь о каком-то бродяге, вынужденном глотать пыль.
– Тётенька, – обратился к ней Эдик, – подскажите, тут нигде на билет заработать нельзя? Может, грузить что нужно?
Тётка подбоченилась и свысока взглянула на молодого человека.
– Много вас тут таких шляется. Может, и нужны кому работники, только кто вас знает, что на уме. А ну как у груза ноги вырастут?
– Не, не вырастут. Я честный. У меня и трудовая с собой.
– Чё, сам ноги сделал, что ли? Убёг из дому?!
– Наоборот, домой добираюсь, – схитрил Эдик, хотя и сказал чистейшую правду. – Мне бы до Тулуна доехать как-то.
– До Тулуна? А чё не в Москву? Столица как-никак! Понимать нужно! Тепереча все туда едут.
– Да, хотелось бы на Москву хоть одним глазочком глянуть … Но в другую сторону надо.
– Красивый ты парень. На артиста похож. И на немца тоже… Ишь, блондинистый какой!
– Вы меня ещё в фашисты запишите! – поспешил возразить Эдик. – Мой отец всю войну воевал с ними. Какой же я немец?
– Да, это я так… Вижу, что наш. Меня не обманешь!
– Я до войны в Тулуне жил. Туда и возвращаюсь.
– Да-а-а, разбросала война детей по всему Союзу.
– Я не дитё. Мне уже шестнадцать лет исполнилось.
– Не дитё, говоришь? Дитё и есть. Дитю не помочь нельзя. А в милицию обращался?
– Не хочу я в милицию… А по-другому никак нельзя?
– Ладно, подскажу, раз вежливый такой. Иди в депо, там найдёшь Матрону или Иваныча. Скажешь, Тамара прислала. Ну, объяснишь, что после войны домой добираешься. Попроси посадить на поезд. Если не помогут, тогда иди прямо к начальнику вокзала. И не бойся никого. Не для того Победу так долго ждали, чтобы своих детей, судьбой разбросанных, не выручить. Иди, милок, в депо. Иди, не мёрзни тут на лавке. Там и согреешься. Скажи, что Тамара велела чайком горячим напоить. Иди, сынок, иди.
Эдик поблагодарил сердобольную женщину и поспешил воспользоваться советом.
Вот и Тулун. Сын сошёл с поезда и поспешил знакомой дорогой к дому отца. На стук в дверь открыла незнакомая миловидная женщина средних лет в ситцевом халатике и с намотанным на голову полотенцем. Это было неожиданно.
– А Михаил Иванович здесь живёт? – не скрывая удивления, спросил юноша.
– Да, но его сейчас нет дома. А вы по какому вопросу?
– По личному, – усмехнувшись, ответил Эдик.
– Ну что же, проходите. Он на работу ушёл устраиваться. Думаю, скоро уже вернётся.
Эдик прошёл в свою квартиру, с интересом рассматривая изменения, произошедшие с момента его отъезда. Чувствовалась рука хозяйки, преобразившая их с отцом «медвежий угол». Он сел на предложенный стул, бросив под ноги дорожную сумку с вещами и документами.
– А вы кто ему будете? – всё-таки задала главный вопрос женщина.
Эдик усмехнулся. Он вспомнил вдруг, как этот вопрос ему задал Леонид Георгиевич, когда он приехал из Тулуна в Чикой.
– Я – Эдвиг, – ответил он так же, как и тогда.
У женщины округлились глаза от удивления.
– Эдвиг? Это что? Имя?
Напрашивался вывод: значит, она ещё не своя, раз не знает о его существовании и что есть на свете такое вот странное имя.
– Я сын Михаила Ивановича, – пояснил юноша с некоторым вызовом и задал встречный вопрос, – а вы кто ему будете?
Женщина заметно заволновалась, не находя слов для ответа.
– Я… Мы живём здесь… вместе. Он говорил, что у него сын есть… Но он живёт где-то в Забайкалье…
– Все правильно, оттуда и приехал.
– Ой, так ты с дороги? – наконец включилась в ситуацию женщина. – Так ты же голодный, наверное. Я сейчас… Я мигом…
Так и не представившись, она умчалась на кухню, и, похоже, была рада оказаться там наедине со своими эмоциями. Это нужно было пережить. Эдик понял причину, из-за которой отец не спешил звать к себе сына. А ухаживать за ним теперь есть кому. Сконфуженный новостями, оголодавший в дороге, Эдик ждал того, что шкварчало в сковородке на кухне.
К приходу отца сын был сыт, отмыт, благоухал отцовским одеколоном. Конечно, отец был рад встрече! Как не обрадоваться? Сколько лет не виделись! И всё же Эдик видел смущённые перекрестные взгляды отца и его женщины, которую, как оказалось, звали Надеждой.
Очень расстроила сына изуродованная правая рука отца. Скрюченные пальцы, грубые рубцы шрамов. Она не разгибалась совсем. Так и висела согнутая, на перевязи. Непонятно было, как отец вообще после ранения ещё мог воевать. А ведь он умудрялся ею ещё и писать письма сыну. И почерк был узнаваем.
– Пап, я ненадолго. Я здесь не задержусь, просто соскучился по тебе, не усидел там, – пытался оправдать свой неожиданный приезд сын.
– Эдинька, родной, я очень рад тебя видеть! – отвечал Михаил Иванович. – Не ожидал, что ты у меня такой взрослый! Всё представлял тебя таким, с каким прощался. Ты посмотри, выше меня стал! А за жильё не переживай, я что-нибудь придумаю. Где-нибудь сменяюсь на двухкомнатную квартирку. Надеюсь, поймёшь, нашлась женщина, которая не побоялась моего уродства. Добрая, хорошая. И на фронте мне помогла, вместе и домой приехали с ней. За работу уже договорился. Завтра первый день выходить. Мужиков нынче нехватка. Многих война забрала. И такие калеченные нужны, как оказалось. Как-нибудь проживём… Ты за себя рассказывай. Как ты там жил с мамой? Сильно голодать пришлось?
Рассказ Эдика поразил отца.
– Как работал? С двенадцати лет? И в шахте?!
Перед отцом легла трудовая книжка сына.
– А с учёбой как теперь быть?
– А вот из-за этого вопроса я к тебе и приехал, чтобы посоветоваться, – несколько искажая цель приезда, отвечал сын. – А не податься ли мне в Луганск? Ой, он же сейчас Ворошиловградом стал! Там дядя Яша – умная голова! Так мама о нём говорит. Он что-нибудь придумает с учёбой, подскажет.
– Те места под оккупацией были. Живы ли они? Кто знает. Письма от них получал?
– Нет. Но я съезжу и всё узнаю. А тебе потом обо всём напишу.
– Напишет он… Много ты о себе писал на фронт? Всё хорошо у него, всё гладко. Пай-мальчик маму слушается. А, как оказалось, – отпахал ты на победу не меньше, чем я. Если бы можно было, я бы тебе свой боевой орден отдал. Это же надо! С двенадцати лет в шахте, да подрывником ещё, да в военизированной охране!..
А через неделю Эдик уже садился в поезд Иркутск-Москва. Отец занял деньги и отправил сына в Ворошиловград. Он согласился с доводами сына: родственники жены – интеллигентные, деятельные люди, подскажут, как быть с отставанием в школьной программе на все военные годы.
Ворошиловград (Луганск) 1945 год
Эдик без труда нашёл дом, где жил маленьким ребёнком ещё до развода отца с матерью. Но в доме жили чужие люди, которые не знали, где в настоящее время находятся его родственники. Хорошо, что догадались спросить соседей. Соседи, некогда дружившие в Яковом, знали его новый адрес – трамвайная линия, Шевченко, 11. Теперь дядя Яша жил тут, в большом четырехкомнатном доме с верандой, увитой виноградной лозой. Он не узнал ввалившегося в дом высокого, стройного парня. В который раз уже прозвучала фраза, расставляющая всё на места: «Я – Эдвиг». И родственники обнялись.
Дядя, выслушав рассказ племянника о его тяжёлой забайкальской жизни, ужаснулся. Возмутился тому, что он на четыре года отстал от школьной программы, но тут же и приободрил, сказав, что не он будет, если не придумает, как в максимально сжатые сроки восполнить пробелы в знаниях. Они сошлись с дядькой во мнении – только экстерном. Уже на следующий день они пошли в школу рабочей молодёжи и заявили о желании юноши, минуя долгие просиживания на уроках, окончить ещё на летних каникулах шестой класс. Как оказалось, такие случаи в школе имелись, поэтому, Эдику назначили график сдачи экзаменов и, выдав учебники и список тем по всем предметам, пожелали успехов.
Уже на следующий день Эдик обложился взятыми в библиотеке учебниками и погрузился в мир знаний. Хорошо, что дядя Яков мог помочь, как в точных, так и в гуманитарных предметах.
Это оказалось не так легко, как виделось. У голове ученика не раз мелькала мысль, что работать в шахте было даже легче, чем в такую жару напрягать извилины, отвыкшие от зубрёжки. Дядя тоже боялся, что желание корпеть над учебниками может сойти на нет. Нужно было срочно чем-то стимулировать интерес к учёбе, в голове должна сложиться конечная цель – поступление в высшее учебное заведение.
Поразмыслив над предложенным списком институтов и техникумов, Эдик выбрал совсем не то, что предполагалось в начале, и не совсем высшее – он выбрал военное авиационное училище, приравненное к техникуму. Практичный дядя Яша, поразмыслив, пришёл к выводу, что так будет даже лучше. Во-первых, туда брали после восьмого класса, во-вторых, военное училище – значит на полное гособеспечение, в-третьих, у военных большие, чем у простых инженеров зарплаты. Он оказался прав. Когда цель нарисовалась, подогревая юношеский задор, учиться стало немного легче.
Летом сорок шестого года Эдик уже штудировал программу восьмого класса, после которого, можно было поступать в училище. План – три класса за год оказался вполне реальным. Эдик, без особых поблажек со стороны учителей, успешно сдавал экзамены по всем предметам.
Мать нарадоваться не могла такому повороту в жизни сына. Письма он писал ей регулярно. Впрочем, как и отцу в Тулун. Скучал он не только по родителям и сёстрам, но и по лохматому другу Джульбарсу. Он оказался прав, вовремя уехав из Забайкалья. Вскоре и мать вынуждена была переехать жить в Казахстан. Леонида Георгиевича перевели работать на одну из циркониевых шахт. Прогнозы подтвердились: исчерпав себя, чикойские шахты одна за другой закрывались.
Повзрослевший парень был любимым не только для своих. Его слегка добродушная, слегка смущённая, слегка ироничная улыбка, яркая внешность не давали спокойно спать многим красавицам района. Дядя Яша заметил, что девушки всё чаще стали прогуливаться возле их дома. Иногда, они напрямую спрашивали его, не собирается ли Эдик пойти вечером на танцы или в кино. Ответ придумывать не приходилось: «Эдик очень занят. Ему не до гуляний пока».
Самому Эдику, конечно, льстило повышенное внимание со стороны девушек. Эх, как же ему хотелось прогуляться в Парк 1 мая! Ну, чего греха таить? Не учёбой единой жил и тогда. Изредка и ему удавалось вырываться на свободу, дать отдых уставшему от напряжения мозгу.
Наступил момент, когда Эдвиг повёз документы в училище. Больше всего он боялся медкомиссии. Кашель после работ на шахте, хоть и стал меньше, но полностью не проходил. Те бумажки, в которых говорилось о последствиях взрыва – травме позвоночника – он показывать вообще не собирался. Благо, поясница больше его не беспокоила. А вот вступительных экзаменов он почти не боялся. Материал трёх последних классов надёжно улегся на свои места.
Результат – пройдя через двухнедельное испытание, его приняли! Счастливый, он возвращался домой сообщить, что с сентября он будет жить в общежитии авиационного военного училища. Как же он мечтал поднять в воздух истребитель, или бомбардировщик! Ощутить ни с чем несравнимое чувство полёта, как за его спиной рассекают облака огромные алюминиевые крылья. А ведь в их сплаве для прочности обязательно должен быть молибден, который ему приходилось добывать, зарываясь, как кроту, глубоко в землю.
_______________________________________________________
Мурманск 1946 г
Цепочкой тянулись мирные послевоенные будни. Августа в свои семнадцать лет училась в девятом классе. Мурманск, как и все другие, пострадавшие от войны регионы, кипел восстановительными работами. Школьников частенько посылали на уборку территорий. Энтузиазм – этот термин, как нельзя лучше характеризует настроение людей того времени. Преобладало сознательное желание навести в своём большом доме – городе порядок.
И это всё на фоне того, что жить легче пока не становилось. Люди недоедали, как и в военное время, но с надеждой ждали следующего урожая. Если он будет богатым, вот тогда можно будет вздохнуть с облегчением. Разорённые животноводческие фермы только начинали разводить потерянное поголовье.
Как-то раз Августа сидела на уроке литературы. Домой было задано выучить стихотворение Пушкина, а она этого не сделала. Такое случилось с ней впервые. Она читала его, но оно не хотело запоминаться. А потом сестра Лида пришла в гости. Заговорились допоздна все пять сестёр и мама. Так и осталось стихотворение невыученным. А вот сейчас на уроке ей было очень стыдно, от этого стало совсем нехорошо. Даже смотреть было тяжело на тех, кто чеканил возвышенные строки и зарабатывал заслуженные пятёрки.
Гутя легла на парту, подложив под голову свои же руки. Старенькая, седая учительница подошла к ней. Лидию Филипповну все очень любили за добрый, тихий нрав и жалели: в войну умер её единственный сын, совсем молоденький лейтенант.
– Августа, что случилось?
Гутя подняла голову, раздумывая как ответить учительнице.
– Не знаю, мне что-то нехорошо…
– Иди в медпункт, пусть медсестра тебя осмотрит.
Гуте было очень стыдно, что не сказала правду Лидии Филипповне. Вздохнув, она собрала вещи и пошла на первый этаж в медпункт.
Медсестра выслушала сбивчивую жалобу девушки на плохое состояние. Померила температуру.
– Ну что же, иди домой, – сочувственно ответила медсестра, – не нужно сидеть в школе, раз плохо себя чувствуешь.
Склонив повинную голову, Гутя послушно пошла домой. Всю дорогу она ругала себя за обман. Но как только она пришла домой, у неё вдруг началось расстройство желудка. «Да что это сегодня со мной? – подумалось девушке, – неужели это всё из-за того, что я не выучила стихотворение? Нет, что-то тут не так. И живот сильно разболелся». Она легла на кровать, свернувшись калачиком.
Умудрённая жизненным опытом мама не стала ждать пройдёт само или нет, а вызвала «скорую помощь». О каком там обмане дочь говорит, если и вправду заболела? Приехавший врач осмотрел девушку и скомандовал: «Срочно в больницу»! Как только доехали, последовала следующая команда: «Немедленно в операционную»!
А когда Августа очнулась от наркоза, ей сообщили, что содержимое аппендицита лопнуло у хирурга в руках, он едва успел подставить свою ладонь. Два ведра фурацилина ушло на промывку брюшной полости. Ещё бы пять минут промедления, и кто знает, смогли ли её спасти вообще.
Около месяца Августа пролежала в больнице. Она снова очень сильно похудела. Её вновь шатало от слабости, и вновь юный организм, жажда жизни справились с недугом. Гутю выписали из больницы и разрешили посещать школу. Но вот от школьной программы она всё же отстала. С удивлением обнаружила, что алгебра, по которой она была одной из лучших учениц, почему-то перестала быть ей понятной. Учительница успокоила проболевшую долгое время ученицу, обещая позаниматься с ней дополнительно.
Августа не сомневалась, что она догонит школьную программу, но жизнь распорядилась иначе. Как-то утром она столкнулась с подругами из десятого класса. Они шли в противоположную сторону от школы и оживлённо обсуждали какую-то новость.
– Привет. Вы куда это? – удивлённо спросила она.
– О! Гуть, привет, вот ты нас рассуди, – сходу попросила Маша Полетаева, – что важнее, получить аттестат или получить специальность?
– А как можно получить нормальную специальность, не имея аттестата? В училище что ли собрались? Вам же доучиться осталось полгода всего. Ничего не понимаю…
– Не понимает она. Твоя семья хорошо живёт? – продолжила Маша. – Моя – нет. Надоело мне на шее у матери сидеть. Она свою пайку хлеба мне подкладывает, а сама худеет на глазах. Я больше так не могу!
– И у меня дома катастрофа в этом плане, – подала голос Валя Острогова.
– Ничего не понимаю… – повторила Гутя, – всем сейчас тяжело живётся. Что вы надумали? Куда собрались?
– В райком комсомола, – хором вырвалось у подруг.
– Сейчас я тебе всё объясню, – отозвалась Маша и затараторила, – к нам вчера в школу приходили оттуда и сказали, что если у кого очень тяжёлое положение в семье и нужна работа, то, чтобы мы приходили в райком. Они дадут направление на работу, где можно будет получить хорошую специальность. Вот!
– Так вы в райком идёте? – спросила Августа, начавшая понимать, что происходит.
– Да, – снова дуэтом отозвались подруги.
– А там только с десятого класса берут?
– Не знаем. А ты что, с нами хочешь пойти?
– А вы думаете, мне не хочется маме помочь?
– Вообще-то ты с нами одногодка, – рассудила Валя, – а то, что ещё в девятом, так это не твоя вина. Если смелая – пошли. Там и узнаем.
– Ой, девочки! – воскликнула Маша. – А всё равно – страшно! И школу бросать и взрослую жизнь начинать!
– Ага! – в тон ей запричитала Валя, – меня мама вчера ругала, ругала, чтобы одумалась, а я всё равно иду. Ой, что будет?!
Гутя шла молча, слушая рассуждения подруг. Ей не привыкать было начинать трудовую деятельность, но вот школу бросать было страшновато, тем более, не спросив позволения у матери.
В райкоме им сказали, что надо идти прямо к секретарю, которому поручено заниматься трудоустройством комсомольцев, коими в те времена были почти все молодые люди, достигшие четырнадцати лет. Девушек встретил этакий эталон советской эпохи – красивый шатен спортивного телосложения с открытой улыбкой и честными глазами. Он торжественно, чеканя каждое слово, выразил благодарность сознательным девушкам, откликнувшимся на призыв КПСС и его младшего брата Комсомола помочь Родине в трудные послевоенные годы. Очарованные его обаянием и такими громкими словами, старшеклассницы вмиг откинули все сомнения и стали готовы на любые подвиги.
Минут через пятнадцать речь секретаря райкома дошла до конкретики, девушкам предложили стать секретарь-машинистками. Буквально перед их приходом звонили из одной военной части, где машинистки, служившие с военного времени, вскоре должны были демобилизоваться и разъехаться по домам.
Да, девушки были готовы к подвигу и покруче, но услышав предложенное, заявили, что к такой работе не готовы, потому как не умеют печатать на машинке. Как оказалось, это не было препятствием. Старых машинисток не уволят до тех пор, пока они не научат вновь прибывших, вольнонаёмных барышень этой несложной науке.
Согласия всех троих долго ждать не пришлось. Прямо из Райкома комсомола они, спрятав направления в свои сумочки, а Гутя – в портфель с учебниками, направились за город. Военный городок под кодовым названием «Ваенга-два» находился в сорока километрах от Мурманска, впоследствии, он был переименован с Сафоново в честь легендарного летчика*.
* Борис Феоктистович Сафонов (26 августа 1915 года — 30 мая 1942 года) — советский лётчик, герой Великой Отечественной войны, дважды Герой Советского Союза. Первый дважды Герой Советского Союза, заслуживший это звание в ходе Великой Отечественной войны, лучший советский летчик-истребитель 1941—1942 годов.
Чтобы попасть в эту воинскую часть, девушки сели на пригородный автобус, который ходил до Грязной Губы – портового посёлка, расположенного на берегу Кольского залива. От Грязной Губы им показали дорогу до военного городка «Ваенга-два». Пройдя по дороге километра четыре, они должны были наткнуться на шлагбаум с вывеской «Посторонним вход запрещён».
Шлагбаум с вывеской оказались на месте. Постовой позвонил в штаб и сообщил о прибывших. За девушками пришёл бравый капитан и проводил к командиру части Мелихову. Едва взглянув, тот одобрительно кивнул и перенаправил всех троих к штабнику.
После продолжительной беседы им пришлось написать обычный школьный диктант, который проверяла одна из опытных машинисток. После чего им объявили, что Малышева Августа и Мария Полетаева остаются в штабе, а Валентина Острогова будет работать на точке снабжения этой же авиационной дивизии. Жить они будут неподалёку от части, в жилом городке, а в Мурманск к родным смогут ездить в выходные дни.
И только теперь Гутя осознала: она уже взята на работу, а мама ещё об этом не догадывается. К большому облегчению девушек, штабная машина должна была ехать в Мурманск и, заодно, развезти вольнонаёмных по домам. Им дали один день, чтобы упаковать личные вещи и рассказать о режиме работы близким родственникам.
– Да, уж… Удивила, так удивила… – только и произнесла мать, выслушав дочь.
Конечно, она расстроилась, но, переварив новость, махнула рукой и достала из-под кровати большой коричневый чемодан.
Подруг поселили в доме для вольнонаемных женщин. От него было совсем недалеко до шлагбаума, через который их теперь пропускали беспрепятственно. Командир дивизии Мелихов, с которым непосредственно работали машинистки, оказался добрым человеком. Девушки познакомились и с его семьёй. У него была маленькая, очаровательная дочка. Её иногда приводила жена комдива. Удивляли глаза ребёнка. Их радужка была, как и зрачки, чёрная-пречёрная, а белки горели светлой голубизной. Гутя, привыкшая к общению с детьми, быстро нашла с ней общий язык.
Зимы в заполярном Мурманске длинные, тёмные. Полярные ночи своим продолжительным однообразием утомляли всех. И красота северных сияний не спасала. Поэтому день, когда первый раз на несколько минут над горизонтом появляется край солнца, отмечают, как праздник севера. К этому дню готовятся особенно тщательно. Готовился на этот раз и сам город Мурманск, и его пригороды. Одним из неизменных атрибутов праздника советских лет были соревнования на лыжах, санях, различные эстафеты, которые проводились на высоких сопках, откуда было лучше видно долгожданное светило.
Гутя до войны не раз участвовала в таких соревнованиях вместе с одноклассниками. К лыжам она была приучена с малых лет. И всё же она удивилась, когда ей предложили участвовать в лыжных гонках за воинскую часть.
– Я же так давно не стояла на лыжах, а вдруг, ничего не получится? И ноги… У меня же слабые ноги… с войны…
– Ну что ты так распереживалась, – успокаивал её товарищ Мелихов, – Ты там не одна будешь, не сможешь, так не сможешь. Женщин в части маловато, а поселковые власти соревнования для обоих полов устраивают. Солдат я в помощь дал, они уже лыжню проложили, гору обустроили. Они же с вами и на соревнованиях будут. Сам пойду с семьёй на праздник посмотреть. Так что отставить страхи и волнения. Главное – участие, а не результат.
– Есть, отставить страхи, – по-солдатски ответила Августа и, усевшись на своё рабочее место, продолжила строчить, как из пулемёта текст сообщения.
Августа показала на соревнованиях не последний результат, а в скоростном спуске даже заняла третье место, чему была очень удивлена. И пошло, и поехало… После этого её стали посылать на все соревнования, которые проводились довольно часто. Ноги окрепли. Её научили некоторым техническим приёмам, так что теперь она чувствовала себя на лыжне намного увереннее. Количество грамот за призовые места в местных соревнованиях постоянно росло. Для них пришлось отвести отдельный небольшой чемодан.
В общем, девушка нисколько не пожалела, что так неожиданно попала на работу в воинскую часть. Она почувствовала себя личностью, её здесь уважали, жизнь наполнилась интересными событиями.
Вскоре мама Таисия получила квартиру в Мурманске в только что построенном кирпичном доме. Хорошо дела складывались и у сестёр. Мария тоже должна была вскоре получить квартиру в достраивающемся пятиэтажном доме, неподалёку от мамы. Уверенность в том, что город быстро отстроят после войны, подтверждалась делами. Куда бы ни бросил взгляд, везде, как на дрожжах росли кирпичные пятиэтажки. Доверие к Советской власти, к Сталину было незыблемым. Результаты были налицо. Голод постепенно оставался позади. Впереди виделось только хорошее – обещанное светлое будущее.
_____________________________________________________
Мурманск, Сафоново 1949 год
Августа с интересом разглядывала себя в зеркало. Остро заточенным карандашом она только что нарисовала на веках тонкие стрелки, удачно подчеркнувшие её, и без того выразительные глаза. На губы она нанесла любимую розовую помаду. Взгляд сконцентрировался на носу. Она печально вздохнула. Ей всё казалось, что нос был слишком широкий – картошкой, как у деревенских. Считалось, что у городских носы должны быть тонкими. «Может, из-за носа в меня никто ещё не влюбился? – подумала она, – Машка Полетаева уже успела и замуж за лейтенанта выскочить, а у меня дальше кино да танцев пока дело не пошло. Уродка! Ну, нет, конечно, не совсем… Но… это только в этом году я хоть немного на женщину стала похожа, а раньше точно – кожа да кости. Ай, ладно, какая есть, такая и есть. Не родись красивой, а родись счастливой. Мама мне всё время это повторяет. Только где это счастье?..»
Сегодня в казарму должны были привезти новый фильм «Встреча на Эльбе» с любимой артисткой Любовью Орловой в главной роли. На его просмотр и собиралась двадцатилетняя Августа. В её комнату постучали.
– Ой, я сейчас… Подождите минутку! – крикнула девушка и поспешно натянула приготовленное платье с юбкой солнце-клёш. За дверью послышалось:
– Не пугайся. Это я.
Застёгнув молнию на боку, она подошла к двери и откинула щеколду. Потянуло морозцем. Маша прошла в комнату, которую до замужества они делили вместе с Августой, а после того, как она съехала к своему Жорику, к Гуте подселили другую вольнонаёмную.
– Ух, ну ты и расфуфырилась сегодня, – оценив новое платье, сказала пришедшая. – Красиво, конечно, но не жалко крепдешин о лавки казарменные цеплять?
– Я аккуратно. Хочется же себя в обновке показать! – ответила Гутя. – Ты, между прочим, нисколько не хуже одета.
– Да ладно, не тушуйся. Может, и правда, кого-нибудь сразишь наповал.
– Машка, ну что ты за человек? Не порти настроения, а?
– Ладно. Готова? Пошли уже. Жорик на улице ждёт. Минус тридцать всё-таки.
Вечером, когда лента фильма со стрекотанием благополучно перемоталась с одного барабана на другой, когда смолкло восторженное обсуждение очередного шедевра советского киноискусства, к Августе подошёл знакомый младший лейтенант и пригласил на танцы. Нет, конечно, не сегодня. Сегодня вот-вот должны были протрубить отбой в части. Танцы традиционно устраивались в клубе по воскресеньям. Поэтому дополнительных вопросов не возникло. Гутя пообещала прийти и, дождавшись молодожёнов, пошла домой.
Воскресные танцы были в разгаре. Молодёжь, как везде, как во все времена с удовольствием резвилась под музыку. Лётчик-лейтенант уже несколько раз приглашал Августу на танец. Но, так как она пришла с подругами, то после танца спешила к ним, стесняясь откровенного внимания младшего лейтенанта.
В зал вместе с клубами снежного заряда ввалилась ещё одна компания военных. Гутя краем глаза отметила, что не встретила среди них ни одного знакомого лица. «Новенькие, что ли»? – подумалось ей. Пытаясь определить это, она стала исподволь наблюдать за прибывшими. За прибывшими? Скорее, за прибывшим. Один парень как-то сразу выделился из толпы. Он был и выше всех, и сложен хорошо, и… их взгляды встретились на мгновение… «Какие у него глаза»! – поразилась девушка, – «Огромные! Даже отсюда видно, что синие-пресиние.»
Парень обвёл глазами противоположный пол, который ютился у противоположной стены и о чём-то весело заговорил с друзьями.
Объявили «белый танец». Августа решила выяснить, кто эти незнакомцы. Откуда и смелость взялась? Она пошла через весь зал прямёхонько к тому парню. Он, увидев это, ободряюще заулыбался, всем видом показывая, что не против её приглашения. Но в этот момент младший лейтенант подумал, что она идёт к нему. Он уверенно пошёл ей навстречу, уже издали приглашая на танец. Гутя растерялась, не зная как поступить. Но в следующее мгновение она кокетливо обыграла ситуацию, увернувшись от рук лейтенанта.
– Так не по правилам, – с вызовом сказала она ему, – это «белый» танец. Не ты, а я должна была приглашать. За это я приглашу кого-нибудь другого.
С этими словами она продолжила путь к высокому парню.
– Вас можно пригласить? – присев в книксене, спросила Августа.
– Конечно. Разве можно отказать такой девушке?
– Такой, это какой? – спросила она уже в церемониальном объятии партнёра.
– Знаменитой.
– Зна-ме-ни-той?.. – от удивления по слогам переспросила она, – Это ещё почему? А в-вы что, меня знаете? Я так вас первый раз вижу. Может, обознались?
– Ничего я не обознался. В скоростном спуске вы первое место отхватили? И на пятикилометровке?..
– Нет. На пятикилометровке я третьей пришла. Ой, ну да… значит, не обознались. А вы из этой же части?
– Теперь да. Из «Ваенга-один» недавно перевели техником по обслуживанию самолётов. А вас я ещё раньше заприметил на лыжне. Мужественно вы там с горы съезжали. Я бы притормозил для страховки, а тут, смотрю, рискует деваха. К финишу, что по воздуху летит. Я и фамилию запомнил… Малышева? Так?
– Да. Ничего себе! Не думала, что кто-то кроме организаторов соревнований меня знает.
– Фамилию-то знаю, а как зовут – нет.
– А нужно?
– Что нужно?
– Ну, имя…
– Нужно, конечно. А, что, тайна?
– Да какая там тайна! Просто имя у меня редкое. Я – Августа. Можно, просто Гутя.
– Хм, редкое, говоришь?.. – вдруг смутившись, проговорил молодой человек. – А мне – нравится.
Чтобы загладить возникшую неловкость, он сильнее прижал партнёршу к себе и, крутанув, уверенно повёл в центр зала.
– А я Сергей, – услышала девушка запоздалый ответ, – у меня самое распространённое имя. Вот мы и познакомились.
Танец закончился, но за ним последовал другой, третий… Сергей и не собирался отпускать партнёршу. А она почему-то и забыла, что пришла с подругами.
– Товарищ старший сержант, не хорошо девушку у старших по званию отбивать! – услышали они смешливое замечание за спиной.
Это был Машкин Жорик. Они с женой кружили в шаге от них.
– Похоже, твой лейтенант запсиховал, – предупредила Маша.
– Да, неудобно получилось… – сконфузилась Гутя.
– Жених? – спросил Сергей у партнёрши.
– Нет, просто он меня на танцы ещё в кино пригласил…
– Подумаешь, пригласил, – отшутился Сергей, – если бы я был там, то первый бы пригласил, а звание… Посмотрим – кто кого ещё обгонит! Августа вон учит не тормозить до самого финиша. Так, чемпионка?
И вальсирующие пары разошлись в разные стороны.
Августа сидела за своей пишущей машинкой, изо всех сил, стараясь не клевать носом в её чёрно-белые кнопочки. Чтобы не заснуть, она вкрутила новый лист и защёлкала, хотя документ можно было напечатать и завтра. Когда занят, то и стрелки часов быстрее передвигаются. Но сегодня и это испытанное средство не помогало. Ночью она так и не смогла уснуть, прокручивая события вчерашнего знакомства с Сергеем. А утром, когда глаза уже начали слипаться, прозвенел будильник, предлагая не опаздывать на работу. Что делать? Встала, собралась и пошла.
И вот уже вечер. Ей осталось продержаться всего-то полтора часа. Командира части сегодня в штабе не было, что было и хорошо, и плохо одновременно. Избежала лишних поручений, но зато скучновато было сидеть одной.
На днях ей предложили заполнить документы в так называемую «секретку» или «секретную часть». Это означало из вольнонаёмных перейти в военнослужащие. Она никак не могла принять решение. С одной стороны, она всё равно эти секретные документы печатала. Её каждый раз заставляли относить в особый отдел все черновики, испорченные листы, а так же рукописные оригиналы для сжигания. Получается, что ей и так доверяли военные секреты под честное слово о неразноглашении, но «особистам» такое положение дел не нравилось.
Задумавшись об этом, она перестала печатать и мельком взглянула в окно… Что там можно было увидеть, кроме привычной темноты? Разве что круг света на снегу от фонаря? А вот и нет. В окне она увидела причину сегодняшнего сонного состояния. Сергей, приникнув к стеклу, улыбался ей ярче того фонаря, что старательно выбивал искорки из надоевшего снега. Гутя вздрогнула от неожиданности, но, тут же забыв о сонном состоянии, просияла ответной улыбкой. Сергей жестами просил разрешения пройти к ней в кабинет. Девушка кивнула. Пока старший сержант обходил здание, она достала зеркальце и подкрасила губы.
Вот теперь отсутствие комдива было на руку. Они бессовестно проболтали оставшееся рабочее время. Пора было расходиться по домам. Сергей вызвался проводить девушку до шлагбаума. За пределы части без разрешения выходить строго запрещалось.
Дойдя до шлагбаума, Августа остановилась и протянула руку. Она понимала, что провожатому хотелось более тёплого прощания, но ухмылка часового, переминающегося с ноги на ногу от холода, выбора не оставляла.
– Ну, нет уж, – сказал Сергей, – я тебя одну по темноте не отпущу. Пошли, до дома провожу.
– Тебе же нельзя! – Удивилась девушка.
– Кто тебе такую глупость сказал? Мне – всё можно.
– У тебя нет увольнительной…
Сергей только усмехнулся и потянул Августу за собой, подныривая под шлагбаум.
– Стой. Ты что делаешь? – не на шутку взволновалась она. – Тебя же накажут.
– Серёга, только резину там не тяни, – вдруг подал голос часовой. – Меня скоро сменяют.
Сергей кивнул ему. Августа поняла: уговаривать бесполезно. Она послушно зашагала рядом со старшим сержантом. Не успели они дойти до первых домов жилого городка, как их ослепили фары штабного «ГАЗона».
– Это же комдив!!! – в страхе, замедляя шаг, прокомментировала Августа. – Во влипли!
Сергей, казалось, совсем не испугался.
– Не паникуй. Говорю же, мне ничего не будет.
Машина затормозила.
– Малышева, у тебя всё в порядке? Не обижают? – раздался голос Мелихова.
– Нет... То есть, да… Ой… Всё в порядке, товарищ полковник.
– Ну-ну, – только и произнёс комдив.
Усмехнувшись, он захлопнул дверцу машины и поехал далее. Сергей стоял и, как положено, отдавал честь старшему по званию. С такой же спокойной уверенностью он довёл девушку до дома, поцеловал, подождал, пока она помахала ему рукой из окна квартиры, и только тогда пошёл обратно.
Невероятно! Ему, действительно, ничего не было. Гутя поверить в это не могла. Строг был в плане дисциплины Мелихов, а тут… Но вскоре она заметила, что комдив и, правда, благоволит парню. Он назначил его старшим по классу авиамехаников. Теперь Сергей обучал новичков всем техническим премудростям обслуживания самолётов, и он же отвечал за уровень их подготовки.
Наступила весна. Не по календарю, а по северным меркам. К концу мая и земля заполярья освободилась от снега. Поверхность вечной мерзлоты пригревало ласковое, всегда низкое солнышко. Полярная ночь плавно перешла в полярный день – очередное излишество этих широт. Теперь на ночь приходилось плотно зашторивать окна, чтобы солнечные зайчики не мешали спать.
Августа нисколько не сомневалась, что её первая любовь – самая настоящая. Она уже не представляла свою жизнь без такого умного, красивого и доброго Серёженьки. Пришло время познакомить с ним семью. Маме и сестрам она все уши прожужжала про него, а вот в гости зазвать случая не предоставлялось. Сергей сам проявил инициативу в этом вопросе. А это давало повод думать, что у него было серьёзное намерение относительно Августы. Кроме желания познакомиться с родными, влюблённых поторапливал слух о том, что старшего сержанта могут отправить на какие-то курсы.
Воскресение выдалось дождливое, но такими мелочами омрачить встречу было невозможно. Августа с утра крутилась с Катей и Марией на кухне. В большой комнате уже стоял стол, накрытый самой нарядной скатертью, вышитой ещё в довоенные годы. Поглаживая вышитые цветы, за столом сидела старенькая мама и выкрикивала ценные указания дочерям. На маленькой кухоньке ей места сегодня не было. Там и изящным сестрам было тесновато. Хозяйка в который раз проводила гребнем по волосам, убирая со лба выбившиеся седые прядки, стараясь не задеть гулю, туго закрученную на затылке. Она заметно волновалась.
Вернулся из магазина Володя – муж Кати. Всем своим интеллигентным видом показывая, что с заданием справился. Он был художником, довольно неплохим, и очень гордился этим. На столе после его прихода появилась бутылка сухого элитного вина.
Вскоре должны были прийти Лида с мужем. В комнату зашла Мария, поставила на стол тарелку с винегретом и тут же удалилась на кухню. Мать тяжело вздохнула. За неё она переживала больше, чем за других. Ей было уже за тридцать, а замуж она так и не вышла. Всю войну Мария переписывалась с женихом. Вернулся он с фронта живым и невредимым. Не раз приезжал к своим родственникам в Мурманск, но дела вновь отзывали его в родную деревню. И снова возобновлялась переписка. Он звал Марию жить в деревню, она его – в Мурманск. Так и не сложилась семья. А переписка плавно сошла на нет.
Недавно посватался к Марии сам директор школы, но она и ему отказала. Как тут не вздыхать матери? Вон, уж и младшая дочь жениха свататься ведёт, а старшая всё чудит: работа для неё важнее всего, видите ли.
Сергей пришёл вовремя. Августа проводила его к столу.
– Это моя мама – Таисия Иосифовна, – немного смущаясь, произнесла младшая дочь, – а это…
Званый гость вдруг опередил её на какое-то мгновение и представился сам:
– А я – Эдвиг.
У Августы от удивления округлились глаза.
– Кто?.. – поперхнувшись, спросила она.
– Я сейчас всё объясню, – весело ответил виновник переполоха. – Меня все знают как Сергея, но по паспорту я Эдвиг. Простите, пожалуйста, но маме я не мог солгать.
– Не может этого быть! – воскликнула Августа. – Ты же военный. Твоё личное дело сто раз бы перепроверили и с паспортом сравнили.
– Они и сравнили. Не переживай, командование в курсе.
– А к чему тогда такая конспирация? – строго спросила Мария, готовая встать на защиту чести обманутой сестры.
– Да вы не волнуйтесь, я никого не обманываю. Мне ещё в училище командир порекомендовал назваться попроще, чтобы вопросов меньше возникало. Эдвиг – английское имя. Сами понимаете – это вызывало бы каждый раз кучу вопросов. Да, я на самом деле Эдвиг, но вы зовите меня, как и все, Сергеем. Я уже привык. И мне так больше нравится.
Расспросы продолжались ещё некоторое время, но, похоже, Сергей был к ним готов. Несмотря на замешательство с именем, он сумел расположить к себе семью Августы. А вот сама она обиделась на жениха, справедливо считая, что он должен был её предупредить. Сергей же оправдывался тем, что хотел преподнести ей сюрприз.
Он не сделал официального предложения в этот день, наверное, просто не знал, как это делается правильно, но на вопрос о планах на будущее, сказал чётко, что хочет жениться на Августе. Этот «сюрприз» она восприняла более спокойно. Она лишь заметила, что сначала нужно спрашивать согласия у невесты. А он ей ответил, что для этого у него ещё будет некоторое время до отъезда на учебу.
Отъезда? Новость опять вызвала всплеск вопросов, вот на них Сергей-Эдвиг ответить не смог, потому как сам ещё ничего не знал точно.
Как бы там ни было, знакомство состоялось. А ещё через пару месяцев, перед отъездом в латвийский город Даугавпилс* Эдвиг и Августа расписались.
Свадьба? Да, была свадьба, но очень скромная. Вот так же собрались за общим столом большая семья невесты и жених без семьи. Посидели дружно, поели, попели, а через несколько дней, взяв в руки два тяжеленных чемодана жены, отправился на новое место службы. К тому времени на его плечах уже сияли четыре маленькие звёздочки младшего лейтенанта.
Историческая справка
Даугавпилс*
В годы Второй мировой войны
С началом войны 1 сентября 1939 года Германии с Польшей на территорию Латвии в районе Даугавпилса перешли части армии, авиации польской армии, в Крепости осенью был устроен лагерь для интернированных поляков.
17 июня 1940 года со стороны города Грива в Даугавпилс вступили части Красной Армии.
26 июня 1941 года город заняли немецкие войска. Генерал-полковник германской армии Хайнц Гудериан отметил в своих воспоминаниях «[26 июня] 8-й танковой дивизии группы армий „Север“ удалось овладеть Двинском (Даугавпилс) и захватить в этом районе мосты через р. Западная Двина.»[13] В предмостном укреплении крепости было оборудовано еврейское гетто. В Погулянском лесу происходили массовые расстрелы. За северным валом крепости находился лагерь для советских военнопленных «Шталаг-340» («Stalag 340»).[14]. В 1942—1944 годах в городе работал русский драматический театр[15][16], после освобождения города его актёры составили костяк городского театра.
В августе-октябре 1944 года, после освобождения города 27 июля от немецких войск, город исполнял роль столицы Латвийской ССР — здесь размещались центральные органы власти: Верховный Совет Латвийской ССР, Совет Народных Комиссаров, правительство, ЦК КПЛ, газет «Циня», «Советская Латвия». В течение полугода осень 1944—1945 года в госпиталях города проводились испытания советского пенициллина под руководством профессора З. В. Ермольевой.
Во время Второй мировой войны на территории города было уничтожено более 165 тысяч человек, а город был разрушен более чем на 70 %[17].
[править]
В составе СССР
5 ноября 1946 года пущен трамвай. В течение периода с 8 апреля 1952 года по 25 апреля 1953 года город был областным центром Даугавпилсской области ЛССР (наряду с Лиепайской и Рижской областями ЛССР). 30 мая 1953 года Указом Президиума Верховного Совета ЛССР город Грива присоединен к городу Даугавпилс.
Конец первой книги
Справки.
Фронт за линией фронта
В 1936 году с дипломом горного инженера Виктор Илларионович Тихонов приехал в Забайкалье, которое почти всю войну было его "фронтом за линией фронта". Работать было трудно втройне: не было опыта, суровый климат, осложнявший горно-геологические условия, нехватка крепких рабочих кадров. Но заведующий Анамжакской группой приисков треста "Верхамурзолото" не пасовал. Он показал себя хорошим организатором, умеющим увлечь людей, проявить о них реальную, а не показную заботу, заставить поверить в свои силы и успех дела. Через два года Тихонов стал главным инженером Нюкжинского приискового управления треста, в 1939-м - главным инженером "Верхамурзолота". С начала Великой Отечественной войны и до 1944 года он - главный инженер и директор рудоуправления "Чикойредмет". Плановые задания золотодобычи росли, их срыв был равноценен невыполнению боевого приказа. После войны вторым стратегическим сырьем в жизни страны и самого Тихонова станут алмазы…
Экономическое положение восточного Забайкалья в годы Великой отечественной войны
- Годы войны
Война привела к значительному перераспределению капиталовложений, рабочей силы и других факторов производства как в промышленности, так и в народном хозяйстве области в целом. Еще больше возросло значение цветной металлургии. Капиталовложения по этой отрасли выросли в 1941 г. в 1,56 раза. Составляющими такого увеличения стал рост финансовых средств в добычу плавикового шпата в 1,6 раза, олова - в 1,9 раза, вольфрама - в 2,1 раза, а молибдена - в 23 раза (подсчитано по данным: там же, д. 1236, л. 25). Не менее показательным был процесс перераспределения внутри цветной металлургии. Капиталовложения в золотодобывающую промышленность в 1941 г. снизились. При росте вложения финансовых средств в добычу других цветных металлов удельный вес золотодобычи в капиталовложениях по цветной металлургии сократился с 61,6 % в 1940 до 31,1 % в 1941 г. На первое место вышла оловянная промышленность. Ее доля составила 35,5 %. Резко возросла доля молибденовой промышленности - с 0,02 % в 1940 г. до 24,8 % в 1941 г. (там же). В пользу цветной металлургии перераспределились материальные ресурсы. В 1942 г. ее предприятия получили из других отраслей материалов и оборудования на сумму 760 тыс. рублей (там же, д. 1236, л. 1). За счет внутренних ресурсов предприятия области освоили производство карбида, взрывчатки, цинковой пыли, ртути, многих частей горного оборудования, восстановление серной и соляной кислоты (там же, д. 1227, л. 62). Важнейшим условием увеличения добычи цветных металлов стало расширение производства электроэнергии и в первую очередь за счет строительства турбинной электростанции Хапчерангинского комбината с использованием в качестве топлива местных Мордойских углей. Для этого демонтировали и перевезли с Холбонской электростанции, располагавшей неиспользованными мощностями, две турбины с котлами. Строительство начали в 1942 г., в этом же году возвели корпус здания и приступили к монтажным работам, а в 1943 г. пустили ее в эксплуатацию (там же, д. 1236, л. 1; д. 1485, л. 1). Одновременно расширили подачу электроэнергии с Холбонской электростанции, построив высоковольтную линию электропередач Балей - Белуха - Букука, протяженностью 60 км, а в 1943 она была доведена до рудника Калангуй с последующим продолжением до Таменги. Все это было осуществлено за счет средств и материалов самой области. Строительство Мордойской электростанции и высоковольтной линии электропередач освободило 15 локомобилей, которые были переданы другим предприятиям - на Давендастрой, рудник «Антонова Гора», на рудник «Абагайтуй» треста Союзплавик и т.д. Всего на предприятиях цветной, черной металлургии и горнохимической промышленности в 1943 г. действовало 37 электростанций с установленной мощностью 31 721 кВт, из них 6000 кВт (18,9 %) ввели в эксплуатацию в 1943 г. (там же). В 1942 г. добыча цветных металлов и мышьяка в сравнении с 1939 увеличилась. По золоту это соотношение составило 108 %, по олову 110, по мышьяку 100,5, особенно резко оно возросло по вольфраму и молибдену - соответственно 180 и 184 %. Добыче молибдена способствовало введение в строй горных цехов и обогатительных фабрик в Давенде и Шахтаме. Правда, полного строительства всех промышленных объектов не произошло - продолжалось строительство электростанций. Усиление энергохозяйства и реконструкция рудников «Калангуй» и «Абагайтуй» треста Союзплавик позволило увеличить добычу плавикового шпата в 1942-1943 гг. в сравнении с 1940-1941 гг. в 1,5 раза (там же, д. 1485, л. 18). Вместе с этим ряд отраслей цветной металлургии показал в 1942 г. более низкий рост производства, чем в 1941 г. Добыча золота в 1942 г. составила в сравнении с предыдущим годом 71 %, а добыча олова - 70 %. Это снижение обнаруживает начало спада промышленного производства, связанное со складывающейся военной и экономической ситуацией в стране. Аналогичная тенденция развертывалась в сельском хозяйстве. В 1941 г. она себя еще сильно не проявила. План госпоставок сельскохозяйственной продукции в результате мобилизационных усилий был выполнен в 1941 г. лучше, чем в 1940. Кроме этого в фонд обороны поставили 43,8 т зерна, 407 т картофеля, 980 центнеров овощей, 2660 центнеров мяса, 1358 центнеров молока, 246 сотен штук яиц (там же, д. 1123, л.л. 170—175). В 1942 даже увеличили посевные площади до 585,2 тыс. гектаров. Но валовой сбор зерна в расчете на один колхозный двор ежегодно сокращался - с 53,9 центнеров в 1940 до 43,2 центнеров в 1941, до 25,5 центнеров в 1942 (там же, д. 1764, л.л. 44, 45). Сказывались не только потери от ранних заморозков, которые в это время постигли Забайкалье, но главное - не прекращавшийся отток людей и техники на фронт. Одновременно ухудшилось материально-техническое снабжение народного хозяйства области из центра. В 1942 г. предприятия цветной металлургии получили материалов и оборудования только на 9 320 000 рублей, или в 3,2 раза меньше, чем в 1941 г. (29 816 000 руб.). Общий процент снабжения материалами, оборудованием к 1941 г. составил 31 %, а по горючему - 28 %. В августе 1942 г. в обком пришло письмо за подписью члена ЦК партии А. Андреева. В нем подчеркивалась необходимость организовать и подготовить все средства для конных и ручных уборочных работ в связи с незначительными запасами горючего (там же, д. 1236, л. 7; д. 1225, л. 14). Ухудшение материально-технического снабжения было обусловлено большими территориальными потерями страны летом 1942 г. В 1943 г. поступление материалов и оборудования из центра не улучшилось, а их запасы в области оказались исчерпанными. Техника работала на износ. Уже в 1943 г. автотранспорт из-за отсутствия запчастей до 70 % пришел в негодность (там же, д. 1485, л. 1). Значительное ухудшение технического состояния горнодобывающих предприятий привело к расширению старательской организации труда. Удельный вес рабочих старателей вырос с 44,8 % в 1940 г. до 49,7 % в 1942. Но и рабочая сила как источник роста производства в Забайкалье постоянно убывала. На предприятиях золотой, оловянной, вольфрамовой, молибденовой промышленности численность рабочих сократилась с 40294 чел. в 1940 г. до 32549 чел. в 1942 г., или на 19,2 % (там же, д. 1236, л.л. 6, 7). Особенно тяжелое положение сложилось в сельском производстве. В расчете на одно хозяйство колхозника в конце 1941 г. приходилось в среднем по 2 трудоспособных члена семьи (в возрасте от 12 до 60 лет). В 1942 г. стало типичным явлением, когда в хозяйстве оставался один трудоспособный и как правило это была женщина. В конце 1942 г. во многих колхозах Газимуро-Заводского района имелись только 19-20 % трудоспособных колхозников (там же, д. 1231, л.л. 69, 70). Ухудшение положения с рабочей силой в области происходило не только из-за постоянного оттока людей на фронт. С 1942 г. стала проводиться мобилизация рабочей силы в промышленность. Это было связано с ростом масштабов военного производства и с необходимостью восстановления народного хозяйства в освобождаемых районах. За 1942 г. и три квартала 1943 г. область мобилизовала 30 740 чел. Читинский обком партии сообщал в Москву, что это создало «исключительно напряженный баланс рабочей силы». Ее дефицит обострился и составил в промышленности 17,7 %, а в сельском хозяйстве - 41,9 %. Нагрузка на одного взрослого колхозника, работавшего в полеводстве, составила более 9 гектаров пашни и 10 гектаров сенокосов, в животноводстве - в среднем 67 голов скота, а по животноводческим районам - до 125 голов скота (там же, д. 1487, л.л. 38, 39). В экономике области существовал не только значительный дефицит рабочей силы. Ухудшился ее качественный состав. В горнодобывающей промышленности и в сельском хозяйстве, где были очень высокими физические затраты труда и требовалась мужская сила, теперь значительную долю составляли женщины и подростки. Возможности восстановления физических сил работающих были недостаточными из-за скудного питания, а в деревне в 1942 г. появились признаки надвигающегося голода. Тяжелое экономическое положение области складывалось под определяющим влиянием последствий военных событий. Потеря сельскохозяйственных районов летом 1942 г. в битве за Северный Кавказ и Сталинград резко ухудшила продовольственное положение страны. Требовалось создание продовольственных ресурсов, чтобы выдержать переломный фазис в ходе войны. Государство запланировало значительное увеличение объемов госпоставок сельскохозяйственной продукции. В 1942 г. область сдала государству мяса в 1,6 раза, а картофеля почти в 11 раз больше, чем в 1941 г. Причем поставки картофеля были осуществлены преимущественно за счет запасов крестьянских хозяйств (подсчитано по данным: там же, д. 1123, л.л. 171 - 174; д. 1390, л. 101). Забайкальская деревня оказалась в чрезвычайно тяжелом положении. В середине декабря 1942 обком партии направил своих представителей в районы для изучения в них продовольственного положения. В двух колхозах Газимуро-Заводского района было проверено 19 крестьянских хозяйств. Из них 6 не имело коров, на один трудодень приходилось 0,03-0,04 кг зерна, на момент проверки в хозяйствах не было картофеля. В Шахтаминском районе проверили крестьянские хозяйства пяти колхозов. Представление о типичном положении крестьян в этих колхозах дает таблица (см. ниже).
Продовольственное положение крестьян колхоза им. Ворошилова, с. Коровино Шахтаминского района (середина декабря 1942 г.)Фамилия И.О Количество иждивенцев Количество выработанных трудодней Получено хлеба на трудодни за год (кг) Наличие хлеба Наличие картофеля Наличие коровы
- Бочкарев Семен Иванович 4 320 130 нет нет нет
- Федотова Мария Дмитриевна 5 202 41 нет нет не указано
- Ожегова Анна Семеновна 6 381 86 нет нет не указано
- Конев, председатель колхоза, жена - бригадир 3 1100 нет сведений нет остатки семенной картошки не указано
ГАЧО, ф. П-3, оп. 1, д. 1231, л.л. 69-72.
Перед руководством области встала задача обеспечить выживание деревни. В тех условиях арсенал средств был небольшой: способствовали массовому отходничеству колхозников на промышленные предприятия в зимний период, для организации детского общественного питания создавали бригады по отстрелу диких животных и отлову рыбы, организовывали даже детские межколхозные санатории, а наиболее нуждавшимся семьям выделяли по 300 гр. хлеба в сутки на человека. Но не обошлось и без потерь. В марте 1943 г. в обком партии стали поступать сообщения из районов о случаях опухания и даже смерти колхозников от недоедания. Обком предупредил первых секретарей райкомов партии, председателей райисполкомов и начальников райотделов НКВД о их личной ответственности за подобные случаи (там же, д. 1490, л. 4). Продовольственное положение крестьян ухудшалось не только из-за разрушительных последствий войны, сказывались неблагоприятные погодные условия. Ранние заморозки погубили в 1941 г. урожай на площади 108 694 гектаров (18,8 %), в 1942 г. - на площади 123721 гектаров (22,7 %). В 1944 г. произошла сильная засуха. По основным зерновым районам во многих колхозах в мае, июне и первой половине июля дожди совершенно не выпадали. Урожай только одних зерновых погиб на площади 65173 гектаров (там же, д. 1395, л. 21; д. 1742, л. 31). В тяжелом положении оказались колхозы Быркинского и Борзинского районов. Во второй половине октября 1944 г. колхозники этих районов питались в большей части мясом тарбагана, полученной мукой из сельпо за сданные тарбаганьи шкурки, сушеной рыбой и остатками полученного урожая картофеля и овощей от индивидуальных огородов. Для оказания помощи районам был направлен зам. секретаря обкома ВКП(б) Жарихин. На месте им совместно с работниками райкома была оказана помощь остронуждающимся колхозникам хлебом за счет розничного фонда района. А с приездом его в Читу были увеличены фонды муки районам на октябрь и ноябрь в размере 23,2 т, выделены 750 детских пайков, взяты на снабжение хлебом 2123 колхозника, принятых на работу в органы потребительской кооперации и местной промышленности. В 1944 г. по просьбе обкома правительство выделило области 758 т продовольственной помощи, а на 1 августа 1945 г. - 1300 т (там же, д. 1752, л. 37; д. 1764, л. 45). Но продовольственная ситуация в области оставалась тяжелая. На 20 апреля 1945 г. больных дистрофией насчитывалось 10598 чел., 133 умерло от истощения (Шалак А.В. Социальные проблемы населения Восточной Сибири (1940-1955). - Иркутск: изд-во ИГЭА, 2000. - С. 122). Читинская область находилась далеко от советско-германского фронта, но война для нее оказалась чрезвычайно разрушительной по своим последствиям. За годы войны трудоспособное население области сократилось на 41 %, а число трудоспособных мужчин в сельском хозяйстве снизилось в 4 раза. Посевные площади сократились к концу войны на 48,4 %, валовой сбор зерна в расчете на один колхозный двор снизился с 1940 по 1944 в 3,9 раза. За этот же период в колхозах поголовье крупного рогатого скота сократилось на 42 %, овец и коз - на 15%, лошадей - почти вдвое (Шалак А.В. Ук. соч., с. 56; Очерки истории Читинской областной организации КПСС. - 2-е изд. - Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1986. - С. 207; ГАЧО, ф. П-3, оп. 1, д. 1764, л. 45; д. 1986, л. 1). В промышленности за годы войны основное горнообогатительное оборудование, кроме молибденовых предприятий, не обновлялось и не пополнялось. Снабжение техническими и строительными материалами составляло 25-30 % потребности. К концу войны до 80 % автотранспорта было взято из промышленности на военные нужды. Гужевой транспорт к концу войны уменьшился на половину. В целом из всех сибирских регионов только в Забайкалье произошло снижение промышленного производства, а в Читинской области оно оказалось самым большим. Если в соседней Бурят-Монгольской АССР в 1945 г. было произведено 92 % промышленной продукции к уровню 1940, то в Читинской области - 66 % (ГАЧО, ф. П-3, оп. 1, д. 1987, л. 8; Савицкий И.М. Промышленные кадры послевоенной Сибири (1946-1960 гг.). - Новосибирск: Наука, 1984. - С. 24). Масштаб разрушительных последствий войны в Читинской области значительно сближал ее с районами, непосредственно пострадавшими от военных действий. Если попытаться классифицировать регионы советского тыла, то можно выделить по крайней мере три их типа. Первый - регионы, освобожденные от фашистской оккупации, второй - регионы с динамичным ростом военного производства, третьи - регионы, пережившие спад экономического развития. К последним принадлежала Читинская область. Ее пример - свидетельство того, что регионы третьего типа за счет огромной выдержки и самоотверженности их населения позволили стране вынести колоссальное напряжение, связанное с крупными территориальными потерями на первом этапе войны, массовой эвакуацией людей и промышленности на востоке, с начавшимся восстановлением разрушенной экономики в освобожденных от оккупации районах и увеличивавшимся масштабом военных действий. Вклад Читинской области, как и других регионов этого типа, в победу над врагом не может быть сведен только к натуральным и стоимостным величинам. Он имел, прежде всего, нравственно-политическое измерение. И в этом смысле он был существенным.
В.И. Мерцалов
