Электричка шла из Дмитрова в Москву. Напротив меня расположились трое пенсионеров, дед и две его попутчицы, лет под семьдесят. Одна из них оказалась особенно бойкой и болтливой. Едва усевшись, она затрещала, обращаясь к той, что была, видно, постарше, про засохшие огуречные плети, которые всё-таки сочла нужным, на всякий случай, сегодня полить, потому что уж очень много было на них зародышей, про клубничные усы, их уже надо было выкапывать, про то, как она кого-то не пустила на порог своего дома, пригрозив запороть его вилами, как кому-то отрезали ногу…
- Ну, всё, - подумал я, - теперь она не замолчит до самой Москвы, и хочешь – не хочешь, придется слушать этот бред: не сосредоточиться, ни подумать ни о чём.
Я достал из кармана четки и стал читать Богородичное правило, закрыв глаза, чтобы не отвлекаться от молитвы на болтовню моих соседок. Через некоторое время бойкая бабушка, видимо, заметила у меня в руках «бусы», хотя я держал чётки, скрученными в ладони так, что их, практически, не было видно для постороннего глаза, и я почувствовал, как назойливая моя соседка трогает меня за руку, чтобы я открыл глаза и заговорил с ней.
- Что это вы бусы перебираете, - спросила она меня, - это чтобы нервы успокоить?
- Это, - ответил я, - не бусы, а чётки, - и на её недоумённый и вопросительный взгляд добавил, - по ним молятся.
Она, видно, не очень поняла, как это молятся по чёткам, но уточнять не стала, а спросила,
- Ведь их можно и на шее носить?
- Нет, - говорю, - на шее их не носят, потому что это не бусы.
На какое-то время она замолчала, а потом, обращаясь к своей попутчице и указывая на чётки в моих руках, сказала,
- Вон, видишь, крестик маленький.
Затем она поинтересовалась, где можно купить четки и сколько они стоят, и спросила,
- А вы, наверное, в церкви прислуживаете?
- Нет, - ответил я, - почему?
- Вид у вас такой, - пояснила моя собеседница.
- Нет, - говорю, - не прислуживаю, а вот там (я указал ей в начало вагона) едет человек, который прислуживает.
- Где, где? – вскочила она со своего места и обернулась в ту сторону, куда я ей указывал.
Там действительно ехал человек, который часто прислуживал в алтаре Ильинского храма в селе Синьково.
- А-а, вижу, - сказала она, - удовлетворив своё любопытство.
- А вы-то сами оттуда будете? – снова обратилась она ко мне.
Тут я понял, что молитву придется отложить, и принялся отвечать на вопросы: откуда я еду, где живу, что растёт у нас нынче на огороде и есть ли в саду груши. Когда дошли до работы и доходов, бойкая бабушка спросила,
- Небось, тысяч сорок-то получаешь?
Я рассмеялся в ответ.
- Ну, посмейся, посмейся, так и дорога быстрее пройдет,- сказала она.
Выяснив у меня всё, что так, обычно от нечего делать, может интересовать случайных попутчиков, мои соседки стали собираться выходить.
- Вставай, приехали, - сказали они, обращаясь к молчавшему всю дорогу деду.
- Идите, идите, - ответил он, - я вас догоню.
Бабушки пожелали мне счастливого пути и направились к выходу.
Когда мы остались с дедом вдвоём, он начал мне что-то говорить, и я не сразу уразумел, что ему было неловко за своих односельчан (или не знаю, кем они ему там приходились), особенно за болтливую бабку, и он словно оправдывался передо мной за неё.
- Мы её Кларой Новиковой зовём, - сказал дед, - если её не остановить, она будет до самых Сочи говорить.
Дед поднялся, мы пожелали с ним друг другу всего хорошего, и уже на ходу он добавил,
- Ну, пойду дальше анекдоты слушать.
Мои попутчики ушли, а я подумал: как хорошо и уютно чувствуешь себя в обществе простых добрых русских людей. А может быть, дело просто в том, что я и сам теперь приближаюсь к стариковскому возрасту.
09.09.08
