В итоге имеем: вместо уважения – бесстыдство, вместо труда – лень, вместо человеческого общения – эгоистическую замкнутость, вместо субординации – жестокую бестактность, и еще: «не по годам» взрослых разносторонне «умудренных» подростков-всезнаек.
Прорыва нравственности навстречу к улучшению так и не произошло. Либо не хватило времени, либо не хотелось. А может, и вовсе не было никакого стремления «взяться за ум». Зачем это надо? Ведь анализировать свои поступки и думать, как одержать победу над собственной привычкой, пороком – большой труд. Для человека техногенного века, привыкшего к услугам электронного «робота», трудиться сверх практической выгоды, значит усложнять жизнь.
«Нравственность, мораль, душа – лирика все это! — скажут нам «мудрецы века сего», — давайте по делу!». А «по делу», как известно, это: бизнес, политика, выгода, комфорт, увеселения. Эти вещи стали главной жизненной ценностью общества. Для последнего «морально» все то, что не противоречит его жизненным ориентациям.
Разрешите представить: новинка века — «новая мораль». Молчанием (даже не добром) отвечать на зло, теперь необязательно: не сдерживайте своих эмоций! Вам 7 лет и у вас проблемы с родителями? Заставляют учить уроки? Обратитесь в службу суда. Имеете на это полное право. Вы хотите стать сатанистом? Пожалуйста! Это ваш выбор. Ведь вы живете в демократической стране. Выбирайте себе субкультуру на любой вкус и цвет. Вам скучно? Сходите развеяться в ночной клуб. Не бойтесь, парторгов и комсоргов уже нет. В распущенности и разнузданности обвинять некому. Вам 12 лет, и у вас конфликт с продавцом? Не отпускает пиво? Обратитесь к более снисходительному продавцу соседнего магазина. Вот только за последствия, какие бы они не были, социальные ли, физические или психические, — мы не отвечаем.
Для человека техногенного века, привыкшего к услугам электронного «робота», трудиться сверх практической выгоды, значит усложнять жизнь.
Говорите: сын стал наркоманом. Мы здесь не причем. Вы сами выбрали «гуманный» метод воспитания вседозволенности и беспринципности. У вашего ребенка синяки под глазами и он плохо спит? Не наша вина. Хотя именно вы и навязали ему компьютерные игры, отправили в виртуальный мир, чтобы «не путался под ногами» и не хныкал во время показа любимого телесериала. Приводите шокирующую статистику о совершенных актах суицида подростками? Кто им виноват? Они сами создали себе кумиров в мире шоу-бизнеса и осознали, что такими никогда не станут. У вас депрессия и кружится голова? Но вы ведь сами не знаете, чего хотите. Говорите: деньги есть, слава есть, имеете безграничные возможности, — никаких ограничений. Чего недостает?
Мы – либералы, даем человечеству все, что оно желает: шоу-бизнес – для развлечения; виртуальный мир – для тех, кто хочет «забыться» или «снять стресс»; широкий ассортимент продукции – для тех, кто жаждет наслаждений; любая субкультура и мода — для «самоидентичности» и «самовыражения». За последствия мы ответственности не несем! Мы умываем руки!..
Не так давно, в одном учебном заведении читал лекцию. Тема лекции: «Цель и смысл человеческой жизни». В аудитории собралось около 50-ти человек, — и это было отрадно. Возраст слушателей — 15-17 лет. Все они, очевидно, явились «по требованию» наставников. Однако, некоторые проявляли искреннюю любознательность, хотя и не всегда корректно. Тем не менее, вопросы звучали. Одним из таких был следующий: «Вы говорите о любви, но ведь ее не существует… Любовь – лишь потребность человека в достижении личных целей, — не более того?!» В устах начитанного юноши этот вопрос прозвучал не как издевка. Он искренне интересовался. Возможно, то, что он услышал от священнослужителя, затронуло его личные убеждения. Но как выяснилось, его позицию разделяли и другие «собратья».
И в самом деле, трагедия! Трудно в это поверить! Молодые люди – наше «светлое будущее» не только знают о низменной, «потребительской любви» во всех ее подробностях, — они убеждены, что никакой другой любви и не существует. И это убеждение в их сознании достаточно жизнеустойчиво.
Другой случай. Иду вдоль продуктовых прилавков, ищу что-нибудь «съестное». Останавливаюсь. Сзади слышу громкий монолог. Мальчик лет семи кричит на маму: «Мне надоели твои «барни» (название недешевого шоколадного лакомства), уже тошнит от них!». Тут же от дитяти последовало очередное требование. Ему захотелось чего-то новенького. Родительница, молча выслушав «приказ», с полной покорностью приступила к его выполнению.
…любое удовлетворенное желание не исчезает и не становится меньшим. Оно растет и усиливается. Становится более изощренным, требовательным и ненасытным. Переходя от средства к средству, оно ищет новых ощущений и наслаждений. Ищет снова и снова, склоняя человека к совершению непозволительного.
Меня поразила в ребенке та злоба и агрессия, которыми он пронизывал и насыщал каждое свое слово. Его сморщенный лобик, злобные глаза, перекошенное лицо выражали жуткий ужас. И это – ребенок! Уже в таком возрасте он лишен чувства благодарности. Естественный детский страх – чужд ему. Он маленький, но уже со страстью к потребительству. Во имя последней он готов нарушить кодекс детской простоты и наивности. Спекулируя родительской любовью и заботой, он стремится добиться «своего». Он непослушен и невменяем. Он – эгоист в активной стадии развития.
Откуда все это? Когда-то ведь было по-другому?
Почему мы, вместо того, чтобы восхищаться детским благородством и благодарить ребенка за оказанную им помощь «не по принуждению», гладим его по головке за то, что в первый год своей жизни, сидя на горшке, он умело «контактирует» с телевизором с помощью пульта?! Почему мы кичимся своею дочерью, которая играет куклой «barby» и прячет свое цветущее личико под маской красок, мечтая поскорее повзрослеть? Она взрослеет незаметно, и в свои пятнадцать становится похожей на зрелую женщину. Целуя в лоб, мы, с безразличием к последствиям короткого детства, улыбаемся ей и с радостью, говорим: «Какая ты уже у нас взрослая!». Почему добропорядочный, честный и справедливый человек перестал быть эталоном человеческого облика? Самым лучшим стал самый богатый и преуспевающий; примерным — самый честолюбивый и безжалостный; сильным — верящий только «в себя» и «свои силы».
Почему меняются нравы, и меняются далеко не в лучшую сторону?
Человек выбрал легкий путь. Путь наименьшего сопротивления собственным страстям. Зачем, — говорит он, — в чем–то себя ограничивать? Это не гуманно. Я живу один раз и должен насладиться жизнью. Я должен получить от нее все, что захочу.
Спросите: чего же хочет человек? Славы, богатства, удовольствий, и еще: «хлеба и зрелищ». Вот только не хочет понять он, что любое удовлетворенное желание не исчезает и не становится меньшим. Оно растет и усиливается. Становится более изощренным, требовательным и ненасытным. Переходя от средства к средству, оно ищет новых ощущений и наслаждений. Ищет снова и снова, склоняя человека к совершению непозволительного.
Оставаясь без возмездия от содеянного преступления, человек постепенно теряет страх и стыд. Теперь он бесстрашно преступает норму и закон. Вседозволенность становится новым способом его жизни.
Если в 20 веке человек еще озирался на «старую жизнь», анализируя происходящее и несколько его опасаясь, то уже в 21-м — ему страшно думать о другой «модели жизни». Через поколение он, по-видимому, и вовсе станет неспособным жить по-иному.
Сегодня многие называют это прогрессом. Результатом многовековых потуг к обретению свободы. Достижением. Заявляют об этом с полной гордостью. Вот только «раем» мир так и не стал. Зло получило большую свободу во времени и пространстве. Количество психов и неврастеников преумножилось. Аптек стало больше. За антидепрессантами — очереди. И еще: продажа алкоголя не только взрослым, болезнь рака в 10 лет, чистые вода и воздух – только в киоске, и только за деньги. Ни здоровья тебе, ни счастья.
Вот оно – «детище» долгожданной «свободы», ставшей «нравом века» нынешнего. В этом ли прогресс? Очевидно, что да. Человек во многом стал большим умельцем. Впервые он так реалистично продемонстрировал неумение пользоваться своей свободой. Ему так же удалось создать столь совершенное и глобальное орудие для самоуничтожения, имя которому вседозволенность. Впервые он решился на самоубийство вполне осознанно. Наконец, впервые, он так равнодушен к своему потомству.
Вы преувеличиваете, — скажут нам, — человек стремится к жизни. Никакого суицида. Он живет, как и прежде, но только, живет более искусно и красиво. Словом, он, наконец, научился жить, а именно, изощряться в удовольствиях и извлекать из них наибольшее наслаждение. В этом – одно из достижений современности.
В 21 веке человек перестал реагировать на зло, противопоставлять ему что-либо. Впустив его в свое сердце и ум, он позволил ему главенствовать над собой. Это вызвало безвкусие к добру.
А не самообман ли это? Ведь в бесконечной погоне за наслаждениями человек так и не привнес в свою жизнь исчерпывающего блаженства. Будучи свободным, он не стал вседовольным. Ничто из созданного им не осчастливило его в полной мере. Разочаровавшись в своих силах, он стал несчастнее прежнего. Собственное бессилие повергло человека в отчаяние. Чтобы выйти из него, он избрал путь кратковременных, но беспрерывно сменяющихся наслаждений. Он совершил побег от действительности, перед лицом которой оказался, не захотев признать, что сам по себе без помощи Свыше, он слаб и бессилен. Человек сдался в рабство собственной гордыни. Во имя нее он пожертвовал созидательной любовью. Это ли достижение века?
Оно в свободе, — ответят нам. В свободе от чего? Быть может от здравого смысла? Или от способности различать белое и черное?
Ныне как никогда человек вступил в противоречие самому себе. Выступая с трибуны за «здоровую нацию», он тут же подписывает очередной законопроект. Табачно-алкогольный бизнес хлопает в ладоши и на радостях торопится заполонить товаром прилавки «Союзпечати». Какое доброе дело! Удобно ведь: и газетку тебе сразу тут, и папироску, ну и пивца в придачу! Довольный соотечественник возвращается домой, садится у телевизора, включает любимый канал ictv, смотрит занимательный боевик. Сцена за сценой, эпизод за эпизодом, кровь, насилие, жестокость, убийства, озверевшие лица людей, спецэффекты, «платоническая» любовь. После «the end», титры. «Да уж… умеет Голливуд снимать фильмы», — с выдохом сигаретного дыма произносит несколько оцепеневший от нервного возбуждения 14-летний юноша.
Дальше: 15-минутный рекламный ролик, демонстрирующий все доступные в этом мире удовольствия. Здесь детально рассказывают о всех земных «прелестях»: о циррозе печени от алкоголя, о «коликах» в почках от медикаментов, о СПИДе от «шоколадной любви», о дерматологических заболеваниях от парфюмерии и памперсов.
После этого показывают «чрезвычайные новости», где сообщают о пьяных за рулем, свободно разъезжающих по дорогам планеты Земля, о растлении молодежи, об убийствах родителями собственных детей, о насилии и кражах.
И все на одном телеканале: сначала учат жестокости, потом знакомят с искусством невоздержания, затем сообщают статистику последствий всего этого.
Будто человек и в край обезумел. Мечтая о счастье, он тут же учит насилию, чтобы потом бороться с ним. Посадив в тюрьмы всех провинившихся, он с фарсом рассказывает всему миру о своих детективных успехах.
И дело здесь ни в средствах массовой информации. В 21 веке человек перестал реагировать на зло, противопоставлять ему что-либо. Впустив его в свое сердце и ум, он позволил ему главенствовать над собой. Это вызвало безвкусие к добру.
Приобретя опыт зла, человек постепенно утратил навык творить добро. Он потерял умение и, главное, силу жить по-другому. Злое устроение стало его естественным состоянием, «тоном» для любого поступка и действия, — его лейтмотивом. Теперь оно – норма и стиль его жизни.
Неудивительно, поэтому, что все созданное человеком «для пользы», в его руках, становится деструктивным.
И телевидение, явный тому пример. По сегодняшний день это средство массовой информации остается мощнейшим рычагом воздействия на общественное сознание. Оно могло бы быть подходящим и удобным средством для пропаганды добра. Но таковым так и не стало. Оказавшись во власти «злых умов», оно превратилось в поле взаимной вражды, орудие насильственного внедрения злых, но выгодных идеологий. Ныне оно используется как средство обнародования существующего зла в мире, как подиум, на котором демонстрируют это зло и презентуют его как новый проект жизни.
Приобретя опыт зла, человек постепенно утратил навык творить добро. Он потерял умение и, главное, силу жить по-другому. Злое устроение стало его естественным состоянием, «тоном» для любого поступка и действия, — его лейтмотивом. Теперь оно – норма и стиль его жизни.
Между тем, сидящие у телеэкранов зрители, разинув рты и улыбаясь от удовольствия, всматриваются в истоки своего будущего. Они еще не знают, что их ждет. Но сегодня, продолжая мечтать о счастливой жизни, одни из них смотрят телесериал «Папины дочки», где рассказывают подросткам о том, что быть готом – это нормально, что сатанизм – это модная субкультура и что «легкое поведение» в семье и вне ее, подростку вполне позволительно. Другие отслеживают ход событий в сериале «Счастливы вместе», где родители и дети между собою во всем равны. Первые здесь обсуждают свои интимные взаимоотношения вместе с детьми, последние демонстрируют бесстыдство и своеволие. Третьи не пропускают ни единой серии фильма «Универы», ярко иллюстрирующего то, каким должен быть настоящий студент. Он распущен, ленив, бестактен, своенравен, самолюбив, агрессивен, волен в своих сексуальных побуждениях. Любое его действие остается безнаказанным.
Каждый из них унесет с собой образ увиденного в своих памяти и сознании. Незаметно, он станет образом мышления, а затем, образом их жизни. Постепенно они потеряют способность индивидуального, творческого саморазвития. Увиденный образ станет мотивом действий, всеобщим «стандартом» жизни. «Белой вороной» будет назван тот, кто попытается уклониться от этого «стандарта». «Будь лояльнее к людям», — скажут тем, кто осмелится выступить против однополых браков. «Старомодный ты, какой-то!», — с пренебрежением выдадут в адрес однолюба. В чрезмерной строгости обвинят родителя, отказавшего своему ребенку купить «дерзкую, избалованную девчонку» с распутной внешностью — куклу «Братц». Слово «невинность» станет нарицательным. А ценность семьи объявят наивностью: «партнерство и только партнерство».
Но рано или поздно все те, кто был обижен и обесчещен собственными детьми, у кого ребенок родился моральным уродом, кто едва ли не погиб от пищевого суррогата и передозировки наркотиков, кто был за деньги предан своим сыном и кому изменила его «родина», соберутся и спросят друг друга: «Где же то счастье, которое мы строили?». Они снова станут искать ответ и самостоятельно попытаются переиначить жизнь. Они выберут другой путь, — путь по их мнению «верный». Но будет ли он менее безболезненный? Покажет время.