(Ч.2-я)
О рассеянности современного христианина.
О рассеянности современного христианина.
Или: когда второстепенное становится главным
«Говорю всем: бодрствуйте»
(Мк. 13:37)
(Продолжение. Начало читайте здесь: https://pravlitlug.ru/publitsistika1/item/3882-ch-1-ya-o-rasseyannosti-sovremennogo-khristianina-ili-kogda-vtorostepennoe-stanovitsya-glavnym)
…По-видимому, Ева на какое-то мгновенье отвлеклась от осуществления своего главного предназначения, невольно предоставив, тем самым, дьяволу удобный и подходящий случай для реализации своего коварного плана. Змей застает ее в тот момент, когда она не «стоит лицом к лицу с ним, с Адамом» (Сергей Троицкий). Одна из основных обязанностей Евы заключалась в том, чтобы быть «помощницей» своему мужу – «восполняющим бытием» (от семитского «эцер») (там же). «Муж и жена могут стоять лицом к лицу, как бы созерцая друг друга, проникая в глубины один другого, наполняясь новым содержанием. Они могут видеть друг в друге всю красоту образа Божия» (Ж. «Фома»№ 6 (62) июнь 2008). «Видеть… красоту образа Божия» - здесь ключевое: оно означает не что иное, как созерцание Бога («…Бог, создав человека по образу Своему и по подобию, ввел его в Рай сладости, делать сады бессмертные, то есть, мысли Божественные, чистейшие, высочайшие и совершенные…» (св.Паисий Величковский), другими словами – богопознание. Именно оно являлось важным аспектом в райской жизни первых людей в осуществлении их главного предназначения – обожения.
Собственно потому Творец и дает первозданному человеку вспомоществующие для этого заповеди. Он повелевает ему возделывать и хранить рай, то есть не только заниматься земледелием, в собственном смысле, но, главным образом, «пребывать в зрительной, одним умом, священнодействуемой, благодатной молитве, то есть в сладчайшем видении Бога, и мужественно как зеницу ока, охранять ее, как дело райское, чтобы она никогда в душе и сердце не умалялась (там же).
О том, что подлинное богопознание невозможно без не менее важного для этого условия – самопознания («потому что, кто сам себя знает, тот дойдет до познания и Бога" (Климент Александрийский), свидетельствует то обстоятельство, что Творец налагает запрет на вкушение плодов от Древа познания добра и зла, которого для собственного же блага должен был придерживаться человек. Так высказывается по этому поводу преп. Иоанн Дамаскин: «Древо же познания добра и зла есть рассмотрение многоразличного зрелища, то есть, познание собственной природы, которое – прекрасно для людей совершенных и твердо стоящих в Божественном созерцании, обнаруживая собою великолепие Творца; для людей, не боящихся перехода в другое, т.е. худшее, состояние вследствие того, что, в силу продолжительного упражнения, они дошли до некоторого навыка к такого рода созерцанию; но не прекрасно для людей еще юных и в очень большой степени обладающих сластолюбивым желанием, которых обыкновенно влечет к себе и отвлекает попечение о собственном теле, вследствие нетвердости пребывания их в том, что – более превосходно, и вследствие того, что они еще не крепко утвердились в привязанности к одному только прекрасному» (Точное изложение Православной Веры, II, 11, с.77).
Это повеление Творец дополняет так же и другой задачей, которую Он ставит перед человеком – последний должен наречь имена всем животным. Иначе, ему необходимо изучить творение его Создателя, исследовать все, что его окружает. Делается это с той целью, чтобы через изучение творения и взаимодействие с ним, приобщая его к Богу, человек «прилепился к полноте Божества» (В.Н.Лоский), которая должна была пронизать и преображать всю тварную природу; «…через посредство всех творений возвысься ко Мне – Творцу и от всего собери себе один плод: Меня, который есмь истинная жизнь; все да приносит тебе плод; жизнь и наслаждение Мною делай себе началом собственного бытия. Ибо, таким образом, ты будешь бессмертным...» (Преп. Иоанн Дамаскин. Точное изложение Православной Веры, II; 11-12, сс. 78-80) – это емкое выражение преподобного очень лаконично резюмирует то, к чему был изначально призван первозданный человек его Творцом, а именно к обожению «возвысься ко Мне – Творцу», - говорит св. Иоанн; но, как и каким образом? – «через посредство всех творений», - отвечает он. То есть через познание всего Богом сотворенного, в том числе, и, в первую очередь, себя самого; «и от всего, - продолжает боговидец, - собери себе один плод: Меня…». Именно в том факте видит преп. Иоанн глубочайшую тайну первозданной природы человека, что сотворен он был "обоживающимся", то есть, тяготеющим к соединению с Богом. В способности приобщаться к Богу («Мною делай себе началом собственного бытия»), собственно, и выражалось совершенство этой природы. Для успешной же т.с. «реализации» этой способности человек, как говорилось выше, должен был неустанно «пребывать в зрительной, одним умом, священнодействуемой, благодатной молитве, то есть в сладчайшем видении Бога, и мужественно как зеницу ока, охранять ее…», то есть находиться в состоянии постоянного богопознания, разумеется, через познание всего тварного – как себя, так и вне себя находящегося (чему и должны были способствовать данные Творцом заповеди). Однако процесс этот в одночасье был прерван. И прерван самим первозданным человеком, причем до того, по-видимому, как диавол обрушился на него со своей лукавой атакой. Иначе, почему тогда сатана подступил к человеку в какой-то определенный момент времени? И почему ему удалось с такой неимоверной легкостью, с первой же попытки достичь желаемого результата? Еще раз дерзну предположить: кажется, что человек к этому мгновенью был уже готов к диалогу с говорящим животным, скорее всего, он на мгновенье прервал эту «зрительную, одним умом, священнодействуемую, благодатную молитву» (см. выше). То есть к моменту диалога со змием человек уже находился в состоянии невнимания и рассеянности, чем и не преминул воспользоваться демон. В этой связи еще раз приведу вышецитированные слова еп. Варнавы Беляева, который полагает, что «…Ева позволила себе быть настолько невнимательной и несобранной, что не только не спохватилась о том, что слушает первые лживые слова в своей жизни и против кого же — против Бога, — но еще и открыла чужому лицу данную им от Господа заповедь…» (Основы искусства святости. Том 1.§7. Зло нравственное. О грехопадении прародителей). В итоге, произошло то, что произошло – мы знаем, что, в конце концов, человек пошел на поводу лукавства дьявола наперекор Божьему о нем замыслу.
А теперь, более не погружаясь в глубины и детали святоотеческого богословия по поводу этой библейской истории, вновь, но уже в ее контексте, вернемся в настоящее, - в мир религий – в православие, к тем, кто, по словам ап. Павла являются «званными святыми» (Кор.1;2) (т.е. призванными к святости, давшими слово жить в святости (см. Свт.Феофан З.) – православным христианам. И попробуем сопоставить современного верующего с его прародителями, столь драматично завершившими собственную райскую историю.
В отличие от первых людей, пока они находились и пребывали в т.н. «допадательном» состоянии и еще не вкусили горького греховного опыта, современные не только бесконечно отравляются таковым, но и не понаслышке знают, к каким катастрофическим последствиям это приводит. И, если спросить: кто из них (первые люди или современные) должны быть наиболее бдительными к беспрестанным проискам миродержителя, справедливо было бы указать, конечно же, на тех, для которых «отвержение греха, сроднившегося душе, соделалось отвержением души» (Свт. Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. Т. I. С. 87. Аскетическая проповедь. С. 91).
В том, к несчастью, и парадокс, что зная, так сказать, врага в лицо, его намерения и ту тактику войны, которую он ежесекундно использует в отношение меня, я, вместо того, чтобы принять бой и грамотно обороняться, напротив, обеспечиваю злодею «свободный доступ» к собственным, воле и уму (см. Свт. Игнатий Брянчанинов Аскетические опыты. Т. II. С. 3), к самому своему сердцу, тем самым, позволяя «нравственно пребывать сатане» в самом себе (см. Там же. Аскетические опыты. Т. II. С. 245).
И так, вопрос: почему «носитель образа Божия», ответственный за все творение, которое он «должен привести к полноте Божественной жизни», сотворенный "обоживающимся", то есть, тяготеющим к соединению с Богом, а так же, будучи способным приобщаться к Богу - верующий человек, так легко идет на уступки своему исконному, заклятому врагу?
Некоторые объясняют это немощью человеческой природы. Так и есть, несомненно, в том смысле, только, что по грехопадении первых людей, природа эта стала «удобосклоняемой» ко злу – греху. То есть склонной к нему, но никак не принужденной к его совершению, и не бессильной к противостоянию с ним. Спекуляций, к сожалению, в среде верующих людей на данном объяснении попросту не исчерпать. Чуть оступился, тут же начинает самооправдываться своей немощью – «нет, это вовсе не я, - восклицает он, - а эта – моя падшая природа!». Успокаивая и убаюкивая себя, таким образом, человек постепенно усыпляет собственную бдительность. Я же по-прежнему продолжаю настаивать на том, что причина любого совершенного человеком проступка, коренится в его невнимании и рассеянности. Да, я могу быть искушаемым (либо дьяволом, либо собственной похотью), но я не могу так же и не избежать это искушаемое. Ведь все для этого необходимое во мне имеет место быть – это и опыт, и воля. Лишь в трех случаях я не вступлю в противоборство с прилогом (прило́г (греч. рrosbole) – начало помысла, первая степень проникновения греха в душу): или я об этом совершенно ничего не знаю (не имею сколь-нибудь об этом хотя бы теоритических представлений), или если я не желаю этого (из страха перед той душевной болью, которой сопровождается борьба с собственной страстью/пороком), или же если не нахожу причин для этого (когда я не чувствую или не ощущаю присутствие «прилога»).
Однако возникновение всех этих обстоятельств связано лишь с единственной причиной, которую Пимен Великий назвал «началом зла» - рассеянностью или невниманием (христ.: Достопамятные сказания... 1993, с.140). Потому что «не-знание», что есть хорошо, а что плохо – это, собственно, означает незнание себя самого, что может быть только по причине неисследования, неизучения себя, - что то же - невнимания к себе. Ибо внимание к себе равнозначно самопознанию. Это, во-первых. Во-вторых, «не-желание» борьбы с греховным, какая бы этому причина не существовала, - это есть добровольный отказ, в принципе, от духовной жизни, как таковой, и, стало быть, согласие на равнодушие в отношение себя и собственной жизни, безразличие к этому, что так же является одним из проявлений, собственно, нерадения или невнимания. Наконец, в-третьих, если я не нахожу, не обнаруживаю в себе греховное, в то время, когда оно наверняка присутствует или не могу при всем моем желании распознать что есть черное, а что белое: не в том ли, что я крайне невнимателен к внутренним движениям моей души, сердца, ума – причина этого? По этому поводу свт. Василий Великий выражается так: «Внемли себе, чтобы мог ты различать вредное от спасительного… «внемли себе», т. е., внемли не тому, что твое и около тебя, но одному себе; ибо иное – мы сами; иное – принадлежащее нам, а иное – что около нас».
(Продолжение следует)
Протодиакон Геннадий Пекарчук