Пролог

 

Явился грешнику вдруг ангел в час ночной,

И речь посланника была не без укора,

О жизни прожитой завёл он разговоры…

Затем грехи предстали длинной чередой,

И каждый говорил словами обличенья,

Ведь предавался человек им с увлеченьем,

И пролетела жизнь его, как сладкий сон,

О прегрешеньях никогда не мыслил он.

Из бездны мрачной показались они сами,

Повергнув нечестивца сразу в лютый страх,

Ему напомнив о содеянных грехах,

И тот омылся покаяния слезами.

 

Сребролюбие

 

Сидел в геенне мрачной долго я

И почивал у дьявола на лоне,

Извлёк меня ты, алчностью горя,

И людям зла творил ты мною много:

Чужие вещи силой отнимал

И разорял окрестные именья,

Свершал набег на укреплённый вал

Без всяческого совести зазренья;

Захватывал ты пашни и сады

И расхищал крестьянские покосы,

А на полив не оставлял воды,

Народ простой лишая ржи и проса;

Неправедный копил ты капитал,

На сундуках замки легко сбивая,

Сокровища из них ты вынимал.

Тебя вела дорога в ад кривая,

Вся жизнь твоя – лукавство и обман,

Прельщением ты нажил состоянье,

Зарыл ты в землю клады разных стран,

За алчность не боялся воздаянья.

Я – сребролюбье, мерзкий идол тех,

Кто любит сильно серебро и злато,

На воровстве построив свой успех,

Приобретая клеветой палаты;

Кто копит средства только для себя,

Не тратя их на благостное дело,

И кто живёт, о нищих не скорбя,

Заботясь лишь о злате оголтело.

Они мне шлют поклоны день и ночь,

Ослепнуть могут очи мудрых мною,

И послужить мне многие непрочь,

Из всех грехов дороже всех я стою.

Я порождаю зависть, гордость, злость,

Насытиться не может мною зренье,

И у вельмож в душе я частый гость,

Источник я их делового рвенья.

Причина я страданий, бед и зол

Сегодня и в древнейшие эпохи:

Терпел Иосиф братьев произвол

И продан был за денежные крохи;

Иуда предал Господа Христа,

И в ад предатель помещён за это,

Где разделяет с бесами места,

И навсегда лишён он Царства Света.

Я – сребролюбье, всем желанен я:

И нищему, и знатному вельможе,

Меня не любят многие, кленя,

Но за богатством лезут вон из кожи.

Тучнею у скупого я всегда,

У пьяницы порядочно худею,

Я много людям приношу вреда,

Внушая им греховные идеи:

Ни разу алчущим ты не принёс еды,

Поскольку сам ты алчешь накоплений,

И жаждущему ты не дал воды,

Ты жаждешь сам достатка появленья.

Из-за меня нагого не одел,

Ведь сам жалеешь тратить на одежду,

Не сотворил ты милосердных дел,

И в рай попасть мала твоя надежда.

И так ты в сребролюбии погряз,

Что начал предаваться ты печали

О том, что не приносит злата грязь,

Желаешь ты, хлеба чтоб златом стали,

И чтобы огороды и сады

Рождали драгоценные каменья,

А с неба чтоб лились взамен воды

Потоки злата сразу по веленью,

И в серебро чтоб обратился град,

И золотые потекли чтоб реки;

Ты стал вполне тогда бы только рад,

Когда бы богател ты мной вовеки.

И тем ты сильно оскорбил Творца,

Унизил ближних, алчности в угоду,

И ты отвергнут от Его лица;

Я – сребролюбье, пагуба народа.

 

Гордость

 

Была я у отца в большой чести,

Я у него в аду всегда в почтеньи,

Оттуда смог меня ты извести

По своему греховному хотенью.

Забыл Творца ты по вине моей,

Безумно превознёсся ты душою,

На ближнего ты становился злей

И разражался яростью большою.

Смиренных гнал ты, с гордым враждовал,

Уничижал ты нищих и убогих,

С богатыми устраивал скандал,

Соседей скудных ненавидел многих;

И в жизни ты о том имел печаль,

Что не повелеваешь целым светом,

Тебе нередко было сильно жаль,

Что славой не всегда ты был согретым.

Мечтал ты быть людей честнее всех

И в мире целом самым знаменитым,

Считал, что не впадал ты в смертный грех,

И что отличен ты смиренным видом.

Ты мнил себя учёных всех умней,

Мудрее мудрых, сильных всех сильнее,

Богаче состоятельных людей,

Опаснее лютейшего злодея.

В словах ты был до крайности спесив,

Держался высоко в любой беседе,

А в споре не терпел альтернатив,

В словесных драках расставляя сети.

Тянул ты шею, возносил ты бровь

И возвышался всею позой тела,

И гордая завистливая кровь

В тебе жестокой злобою кипела.

Я – гордость, нет греха вредней меня!

В уме превозношением сгорая,

Денница пал, смиренье не храня,

Из-за меня Адам лишён был рая.

Я есть причина мирового зла,

Я расточаю плод благих деяний,

К душевной смерти я людей вела,

Свершать не позволяя покаянье.

Кто милостыню с гордостью дают,

Иль молятся постом в превозношеньи,

Таких напрасен лицемерный труд,

Причина я духовного крушенья.

Ведь гордецы пред Богом не чисты,

Они достойны всеми осмеянья,

Совсем в них нет сердечной простоты

Их мерзостны тщеславные деянья.

Подобно солнцу, что сияет всем,

Я прилепляюсь ко всему благому:

Гордятся те, кто в пост не ест совсем

И те, пристрастны к мясу кто любому.

Одни одеждой шёлковой горды,

Другие же тщеславятся и рваной,

Стараясь отличаться от среды,

Возносятся и силою, и раной,

Оратор горд риторикой своей,

Тщеславятся и в подвиге молчанья…

И что добро так расточит сильней?

И в чём душе не будет оправданья?

Я – гордость, души я ввожу во ад

И удаляю вмиг людей от Бога,

Любой порок со мной сдружиться рад,

Я в пропасть быстро укажу дорогу.

Гораздо лучше каяться весь век,

Грехи периодически свершая,

Чем быть, как лицемерный человек,

В ком гордость есть от добрых дел большая.

 

Гнев

 

И я с гордыней пребывал в аду,

Однажды вывел ты меня оттуда

И мною нищих предавал суду,

От их имений оставляя груды.

Лишил Отечества и чести многих ты

И сквернословной разражался речью,

Ты зачинатель был слепой вражды

И наносил тяжёлые увечья.

Виновником ты был и зол, и бед,

Повсюду смуту разжигал и войны,

Страданья от тебя терпел сосед,

Стремился делать ближнему ты больно.

Тобою мучим был окрестный люд,

Ты бил жестоко, не взирал на лица

И был, как лев, порою, страшно лют,

Опаснее змеи, хитрей лисицы.

Злопамятлив ты был, нетерпелив,

Не мог смиряться, нищих ненавидел,

И яростным огнём испепелив,

Ты в жизни многих бедняков обидел.

Я – гнев слепой, во мне смиренья нет,

Я тишины с терпеньем не любитель,

И поражён был мной весь белый свет,

Я проникал и в тихую обитель.

Пучина зла исходит из меня,

И я могу гордиться этим вправе,

Враждой наполнен я, весь мир браня,

У вельзевула самого я в славе.

 

Объедение

 

Я насыщался на пиру в аду,

Призвал меня к себе ты в услуженье,

В любое время к людям я приду,

Всегда у них в большом я уваженьи.

Ты объедался всем, что мог поймать,

Питая ненасытимое брюхо,

И не могла тебя вместить кровать,

Остановиться не хватало духа.

Ты пожирал и скот, и рыб, и дичь,

И овощи, и фрукты, и орехи,

Не мог ты насыщения достичь,

Чревоугодной покорясь утехе.

Курением гортань ты услаждал,

И винное вливал в себя ты зелье,

Устраивал ты дома пир и бал

И предавался буйному веселью.

Я – объеденье, пьянство же – мой брат,

За службу нам хвалю тебя особо,

Свершал довольно из-за нас ты трат,

Работал нам с усердием до гроба.

Постятся редко люди из-за нас

И посещают редко богомолье,

К недугу мы приводим всякий раз,

Одаривая щедро лютой болью.

 

Эпилог

 

И каждый грех пред человеком выступал,

Его всё более в унынье повергая,

Надежды не было душе достигнуть рая…

Затем вступили духи злобы в карнавал,

Над греховодником они смеяться стали,

И в хоровод над ним пустилась бесов стая,

Бороться с ними человек никак не мог,

Душе способен был помочь один лишь Бог,

И даже ангел заступиться был не в силе,

Над погибающим он с горечью скорбел,

А тот от ужаса был бледен, словно мел,

И бесы радостно страдальца поносили…