Окончание...
Не прошло и полчаса, как грузная фигура Ильи уже маячила в проёме двери Душенькиной кухни.
- Не бредишь ли, старая? - участливо запыхтел Илья, пытаясь разобраться в сумбуре слёз, причитаний и обрывков фраз. - Как это, «нет пенсии»? Слушай, Душенька, твой дом - не торт, чтобы его просто так вот, взять да и «подарить»...
- Чего ты, Илюшка! Непонятливый какой. А ну, смекай: в госпитале мне сказали, что, потому как я подарила свой дом жильцам, так теперь сама всё и потеряла.
- Да как же ты могла его «подарить»? В Австралии это делается в присутствии трёх официальных лиц: адвоката, врача и соц-работника. А тебе нужен ещё и переводчик. Где они были, почему не присутствовали при передаче имущества? Без них в Австралии такие дела не проводят. Нет уж, старая, - облегчённо вздохнул Илья, - здесь что-то не так…
- Так, ведь, гонят меня, выселяют, говорят: «Лучше сама съезжай!»
- Кого... тебя выселяют? Послушай, Душенька, а ты Протокиным какие-нибудь документы случайно не подписывала? - вдруг насторожился Илья.
- И-и-и, касатик, чего там... Их же выгнать грозились. Из Австралии-то.
- Что ты подписывала???
- Ну, как это «чего»: что они живут у меня, и всё. Дали бумагу, я и подписала. Я же им верила! - разрыдалась Душенька.
Некоторое время Илья сидел молча, опустив низко голову, взъерошивая пальцами волосы. «Вот ведь, - давило у него в груди, - точно в воду смотрел, сердцем чуял, что с этим дурацким завещанием... Не надо было давать глупой старухе ставить там свою подпись! Господи, зачем я ей не помешал? Ведь, тянул, сколько мог. А тут – на тебе... Ну, да что теперь об этом..!»
Илья поднял голову, в изнеможении потёр широкими ладонями одутловатое лицо, глаза, потом встал и направился к двери.
- Душенька, ты Протокиных не бойся. И никуда не съезжай! - сказал он на ходу. - Я к тебе скоро опять приду.
Не теряя времени, Илья начал выяснять, что же именно произошло. Звонок в городское управление, и - ему подтвердили, что, да, действительно, «Дома за Марфой Мироновной Ходянко больше не числится». Ещё один-два звонка – и он узнал наверняка, что мисс Ходянко, действительно, лишена всяких льгот и привилегий. Имея в горсовете свои «ходы и выходы», Илья сумел установить, что, да, дарственная грамота действительно скреплена подписью Душеньки. Но сделана грамота не на два имени, Гути и Савика, а только лишь на имя одного Савика. А вот, знает ли об этом сама Гутя – ещё вопрос...
Утром следующего дня Илья опять сидел у Душеньки. Сообщил всё, что узнал. Старушка молча выслушала. Но плакать она уже не могла. Разве что слёзы, изредка, как бы сами собой, тихо скатывались по безжизненному, морщинистому лицу. Так она и сидела в углу, прислонясь к спинке дивана, маленькая, поникшая. В кухне царило давящее молчание.
Вдруг Душенька слабо позвала:
- Илюша, а, Илюшка, чего делать-то? Не на улицу же мне... - и снова умолкла.
Илья во все глаза глядел на неподвижную фигуру на диване: одна; крышу над головой украли, а теперь и жить не на что. Конечно, никто старуху «на улице» не оставит - ни правительство, ни харбинцы, ни он сам, пока жив. Но не в этом всё дело. А в том, что - только в эту минуту Илья полностью осознал, точно его осенило свыше - в жизни этой по-детски простодушной, наивно-доброй старушки произошло что-то очень чудовищное, непоправимое. Теперь ей, должно быть, очень страшно жить на белом свете...
Он опустил голову и до боли сжал виски.
Вечером, когда Илья уехал, Протокины опять появились в доме. Сказали Душеньке, что их планы снова неожиданно изменились и теперь они, как законные хозяева, уже требуют, чтобы Душенька освободила помещение. Сроку дают три дня. В противном случае, им придётся подать в суд.
- Какой такой суд? А как же два месяца..? - растерялась Душенька.
Боясь шелохнуться, до утра просидела на кровати. А утром, когда Протокины уехали, позвонила Илье.
Илья не поверил, что эти проходимцы могут подать на старуху в суд.
- Да что ты, старая, они тебя просто пугают! Пусть только сунутся: их же самих тогда посадят! Только они не дураки и сами хорошо об этом знают. Я уже точно выяснил: ваша сделка была незаконной. То есть, Протокины совершили подлог. Адвоката же, который за хорошую мзду приготовил им нужные документы - так, что в нужный момент им оставалось только получить твою подпись - я знаю ещё по школе: он и тогда был подлецом. Кстати, если дело дойдёт до суда, с него тоже полетит голова...
Конечно же, история Душеньки наделала шума на «русской Вуллунгаббе» и сейчас же разнеслась далеко за её пределы. Но история была настолько кощунственной, что поначалу добропорядочным обывателям трудно было в такое поверить. То, что старушка осталась без крыши над головой, да ещё и без всяких средств к существованию - это в Австралии-то! – большинству казалось просто невероятным. Но ещё труднее было представить, что теперь Душеньку могут посадить в тюрьму. А дело было вот как...
Подарив свой дом посторонним лицам, по австралийским законам, престарелая хозяйка обязана была немедленно сообщить об этом в целую сеть государственных учреждений. Потому что в связи с этим она теряла не только все блага страны, но ещё должна была заплатить за свой «дар» крупный государственный налог.
Душенька ничего этого не сделала. И, кроме того, «незаконно» получала пенсию. Вот и получилось, что, помимо социальных учреждений, в эту историю было вовлечено ещё и федеральное правительство. Денежный вопрос на Западе рассматривается намного серьёзнее всех остальных: каждый стремится возместить свои убытки. Таким образом несчастной старушке предложили немедленно вернуть долги. В противном случае, «за обман властей», ей грозили лишением свободы.
Чтобы спасти Душеньку, если не от «сумы», то хотя бы от тюрьмы, Илья повёл её к доктору: первым долгом, считал он, нужно доказать, что старушка действительно не знала того, что подписывала, что её обманули.
Кто-то из знакомых пробовал давать Илье напутственные советы: - скажи, мол, врачу то... скажи это..; скажи, мол, что старуха не совсем того...
Но Илья не желал никого слушать, его благородное сердце возмущалось: как это, выдать Душеньку за ненормальную? Он действует правильно, во всём следует букве закона. Так или иначе, но когда они с Душенькой вернулись от врача, в справке значилось: «Сим удостоверяю, что мисс Ходянко находится в совершенно здравом уме. Подпись.»
Это событие вызвало на «русской Вуллунгаббе» возмущений не меньше, чем само жульничество Протокиных. Правда, мнения были разные.
- И какой же врач ... мог выдать такую идиотскую справку? Старуха-то всегда была, как говорится, «с приветом», - поражались одни.
- Всё-таки наш Илья глуп, туп и неразвит: положим, Душенька чудит, но, конечно, она в здравом уме... Только для чего это было доказывать? - удивлялись другие. - Может, он с Протокиными тайком дружбу водит?
И только в одном все были абсолютно согласны:
- Этот законник даже не понимает, как он старухе навредил! Ведь, докажи он, что Душенька слабоумная и, следовательно, не отвечала за свои поступки, тогда все права и социальная защита оказались бы на её стороне...
Но Илья и на этот раз никого слушал. Просто дал всем понять, что дела Душеньки ведёт он, и потому просит ни во что не вмешиваться.
Всё-таки Илья оказался не так уж прост. Он правильно сказал Душеньке, что Протокины своими праздными угрозами только отравляют ей жизнь, но, в действительности, никогда не осмелятся подать на неё в суд. Поэтому не их вина, что бедной старушке начали присылать одну за другой повестки из суда, требуя, чтобы она немедленно явилась на рассмотрение дела.
Опять же, если бы Душенька хоть раз послушала Илью и отозвалась на одну такую повестку, неприятность могла бы довольно скоро уладиться. Ведь, всё, что нужно было сделать старушке, это - явиться в суд и, через переводчика, объяснить, что она, мисс Ходянко, является жертвой обстоятельств. Что у неё и в мыслях не было обманывать правительство, да ещё в стране, которая с такой лаской её приютила и законы которой она, мисс Ходянко, глубоко почитает. А для пользы дела, вместо того чтобы дома исходить слезами, ей лучше бы в суде разок-другой прослезиться...
Но никакие уговоры на свете не действовали на Душеньку. На повестки она не отвечала. Никуда не ходила. И, вообще, по целым дням боялась выйти из дома.
Старушка была в отчаянии. Не то что ночью, ей даже наяву стало казаться, что за ней вот-вот придут и арестуют. Оставалась одна надежда: умягчить Гутю и Савика. Она была уверена, что это именно они хотят прислать за ней полицию, и потому по-прежнему ставила для них с утра пироги.
Так было и в это дождливое утро. С той лишь разницей, что, когда старушка осторожно выглянула в окно, то ей уже не померещилось - к дому и в самом деле подъехала полицейская машина. Душенька в ужасе всплеснула руками и залилась слезами: - «Пусть меня все оставят в покое! Никуда я из своего дома не поеду!» Но мысли в голове перемешались, закружились, иногда какая-то одна выступала ярче других: «Пирог! Надо закончить пирог! «Голубочки» придут вечером голодные…» Душенька кинулась к столу: «Может, обрадуются? Может, позволят ей ещё немного пожить здесь?» Надо спешить! Дрожа всем телом, старушка опустилась на стул и судорожно ухватилась за скалку. Но слёзы мешали, они текли везде – на руки, на стол, на тесто, которое почему-то стало от этого прилипать к лицу...
Звонка в дверь Душенька не слышала.
Увидев на улице народ, полицию, амбуланс, Илья сразу понял, что с Душенькой произошло что-то серьёзное.
- Сердце только что остановилось, - долетело до него издали. – Качаем: раз, два... может быть, ещё можно спасти...
Он подошёл к носилкам, склонился над Душенькой и, с трудом сдерживая слёзы, тихо зашептал...
- Держись, старая, не сдавайся! Каких-нибудь полгода потерпи, а там всё может уладиться...
В дом Илью пропустили только после того, как он представился полицейским и объяснил, что ведёт официальные дела мисс Ходянко. Вкратце поведал блюстителям порядка о том, что происходило под крышей старушки в течение года и что, по его мнению, могло пагубно отразиться на её здоровье. Ещё сказал, что дело по поводу жульничества Протокиных передано на рассмотрение в Верховный Суд. О том, что мисс Ходянко составила новое завещание на Протокиных, которым безгранично верила, Илья умолчал. «Коль у них, защитников порядка, не было оснований заступиться за старуху, - вдруг мелькнула, поразившая его самого мысль, - так незачем их посвящать в... Всё равно к ним это отношения не имеет».
Точно почуяв что-то недоброе, вслед за Ильёй к дому подлетели на «ситрояне» Савик и Гутя. Поставить машину во двор не смогли - как раз в эту минуту с воем и миганием выезжал из ворот амбуланс. С каменными лицами, но вежливо и учтиво блюстители порядка обратилась к Протокиным с вопросами. Потребовали удостоверение личности. На скверном английском Савик с трудом объяснил констеблям, что ему надо спешить и что его раздражает эта неуместная задержка; однако документы на дом показал: вот, мол, «мы хозяева!»
Минуя большие лужи, неслышными шагами поднялся Илья вслед за Протокиными наверх, прошёл в кухню. Он хотел с ними сразу переговорить, но ни Савика, ни Гути нигде не было видно. «Наверное, у себя закрылись», - с горечью усмехнулся Илья, нащупывая в нагрудном кармане последнее завещание Душеньки. Если бы старушке не стало плохо, то он, скрепя сердце, был бы вынужден передать ей документ сегодня...
Илья давно носил завещание при себе. Не отдавал, находя для этого любые предлоги, потому что к тому времени, как Душенька его подписала, о проделках Протокиных уже ползли тёмные слухи. Но Душенька обожала своих «голубочков», она не желала ничего слышать. Теперь, когда Илья узнал, какая в жизни Душеньки разразилась драма, он уже не мог заставить себя передать ей бумаги, и тянул, как говорится, волынку.«Пусть лучше богадельня, чем...» - негодовал он. Неизвестно, сколько бы так продолжалось, если бы не сама Душенька: она даже сейчас не имела против Гути и Савика зла, она и теперь готова была сделать для них что угодно, лишь бы только вернуть их расположение, любовь и ласку. И потому не проходило дня, чтобы старушка не позвонила Илье, напоминая, что «голубочков» пора уже «порадовать». Под конец - настаивала.
И вот сейчас амбуланс мчит Душеньку в больницу. Один Бог ведает, выживет ли старая, выдержит ли её сердце все эти потрясения...
В доме царила гнетущая тишина. Протокиных нигде не видно. Точно во сне, Илья подошёл к старой печурке и развёл огонь. И вдруг где-то в комнате послышался негромкий голос Савика:
- Гутька, чего тянешь..? Звони скорее - замки менять надо!
- Идиот! - шёпотом огрызнулась Гутя. - Старуха ещё жива. Вдруг вернётся... Ну, пусть хоть полиция уедет...
Но тут дверь скрипнула и оба появились на пороге.
Илья стоял возле разгоревшейся печи. Все трое сразу увидели друг друга.
- А вы что здесь..? Кто пропустил? - набросился на него Савик.
- Теперь в этом доме - мы хозяева! – подошла с другой стороны Гутя.
Илья молча посмотрел на Протокиных. Потом вынул что-то из нагрудного кармана и не спеша разорвал.
- Надолго ли? Хозяева, то есть? - насмешливо протянул он, бросая в огонь обрывки бумаги. - Потому как, сойдёт вам с рук эта подлость или нет, ещё вопрос. Но хоть таким образом, по завещанию, вы ничего не получите!
Пламя взлетело и разом обуглило добычу. Красным светящимся веером оседали искры на ржавую поверхность конфорки.
По расширенным зрачкам обоих Протокиных Илья понял, что Душенька, как условились, секрета не выдала: они действительно ничего не знали о завещании. Но тут, точно что-то сообразив, лицо у Савика побелело, нижняя челюсть отвисла и задрожала... ещё немного, и он бросился бы на Илью.
- Подлюга! Гадина! – захрипел Савик в бешенстве. - Только раньше времени-то не радуйся: дом всё равно наш!
- Спокойно! – грозно проговорила вполголоса Гутя: - полиция ещё во дворе.
Савик сразу осел.
- А что касается вас, - с ненавистью повернулась она в сторону Ильи, - так ведь, оригинал завещания всегда можно найти...
Сложив на необъятной груди руки, Илья невозмутимо наблюдал за Протокиными: очень хотелось ему нанести этим нелюдям последний удар - сказать о предыдущем завещании на богадельню, которое Душенька переделывала в их пользу и которое теперь может опять быть в силе, и что о последнем документе не знала ни одна живая душа. Но... «Нет, пожалуй, не стоит, - раздумывал Илья. - Незачем это, и к тому же - слишком рискованно».
Присутствие Ильи, особенно его молчание, изводило Протокиных. Но тот, как ни в чём не бывало, подошёл к телефону и начал набирать номер больницы, чтобы справиться о здоровье Душеньки - по его расчёту, старушку должны были уже привезти. Тут нервы Савика не выдержали...
Совершенно потеряв самообладание, он кинулся к Илье, оттолкнул от телефона, с силой рванул аппарат и запустил его в дверь Душенькиной спальни. Гутя едва успела отскочить. Но вдруг, что-то сообразив, Савик метнулся в комнату хозяйки. И там, в вечном сумрке из-за постоянно опущенных занавесок, начал выворачивать ящики.
- Да постой же ты, ирод! – ахнула Гутя.
Илья не расслышал, что Савик пробурчал ей в ответ. «Жди меня, Душенька, жди меня, старая! - молился он в душе, сбегая по лестнице, - жди, не сдавайся, я к тебе еду...»
Прошло больше часа. Во дворе уже никого не осталось. Дождь опять припустил, из-за свинцовых туч на улице стало темно, от налетевшего урагана над домом качались провода.
Гутя осторожно выглянула из двери и с опаской посмотрела вверх. Но тут молния вспорола небо, неистово загрохотал гром и в доме погас свет. Она юркнула обратно в прихожую.
- Гутька, а замки-то? Сейчас вызывай! Где мобильный..? - раздался в темноте голос Савика.
- Ну, какой же дурак поедет в этакую погоду? – проворчала Гутя, набирая номер.
Дозвонилась с трудом. И только для того, чтобы ей сообщили, что мастерская стала, потому что в их районе, совсем рядом с ними, буря повалила у дороги дерево и электричество отрубило сразу во всём районе... Но линия на сотовом телефоне была плохая - голос на другом конце, как на волнах, то пропадал, то слышался опять, и ещё этот австралийский акцент! Всё, что Гуте удалось под конец разобрать, это: ветки огромного эвкалипта, падая, потянули за собой и - оборвали провода...
Савик был в ярости, он не желал терять ни одной минуты.
- Нет уж, я дом больше так не оставлю! Ведь, теперь ещё неизвестно, когда бульдозеры примутся за работу...
Он выскочил на крыльцо.
Дождь хлестал сильнее прежнего, молния не переставала полосовать черноту вокруг, то и дело гром разрывал небесную твердь.
Буганвилия мешала Савику быстро сбежать вниз, она цеплялась за одежду, больно хлестала по лицу, в кровь пробороздила руку. Страшно чертыхнувшись, Савик рванулся в сторону, но, потерял равновесие, поскользнулся и упал - сначала на мокрый коврик, который прикрывал глубокую трещину в полу, потом на мокрые ступеньки, потом с грохотом покатился вниз. И там, внизу, подняв брызги грязи, со всего размаху шлёпнулся в лужу возле дорожки.
На какую-то долю секунды вспышка молнии осветила всё вокруг. Видно стало, как Савик выбрался из грязи. С проклятиями ринулся к машине. Минуты две колёса зверски буксовали в размокшем грунте, - старуха так никогда и не удосужилась подвести к воротам приличный въезд! Но вот, он с трудом вывел машину из осевшей колеи и - рванул на дорогу. И понёсся. В том направлении. где повалило дерево, где сорвало провода...
Гутя выскочила на крыльцо, потому что услышала визг покрышек, потому что где-то недалеко хлопнула дверка автомобиля. Ещё вспышка молнии: стало видно, как Савик выскочил из машины и направился к упавшему дереву, намереваясь оттащить с дороги ветки...
- Идио-о-о-т!!! – эхом отозвался и потонул в стоне бури страшный вопль.
Говорят, что у каждой истории есть свой конец. Но это вовсе не так. Потому что любая история, это – чья-то жизнь, а у жизни – нет конца.
История Савика, хотя он и погиб, тоже продолжается: она таится в злоключениях Гути, которую после его смерти ожидало множество горьких сюрпризов и неудач; она чёрной тенью ходит за его сообщниками; она зловеще маячит и грозит его брошенной семье в Москве. Об этом одном можно было бы написать совершенно новый рассказ. Но, что нам до людей, которые другим причиняют одно только горе? Разве что, пожалеть их надо, потому что чужие слёзы таким всегда отольются...
Другое дело - Душенька. Подумаешь о ней, и улыбнёшься.
В тот день буря скоро утихла. Илья просидел в больнице у постели старушки остаток дня и всю следующую ночь. Несколько раз сёстры приводили её в чувство, но через некоторое время она опять впадала в глубокое беспамятство. А на рассвете, когда сёстры распахнули окна, нежный лёгкий ветерок, догоняя солнечный луч, тихонько пролетел через всю палату, чуть коснулся лица Душеньки и навсегда успокоил её измученное долгой жизнью сердце.
И теперь Илья, всматриваясь в лицо старушки, то и дело вытирая покрасневшие глаза, в недоумении покачивал головой и невольно улыбался: впервые за долгое время на лице Душеньки было удивительно мирное выражение; и ещё казалось, что она знает какой-то секрет, о котором другие пока не подозревают.
Домик Душеньки стоит до сих пор. Богадельня намеревается сдавать его бедным. А пока там никто там не живёт. Ничто не нарушает тишины. И только иногда, когда налетит ветерок и ласковое солнце позолотит верхушки эвкалиптов, на крыше скрипнут и закачаются длинные, цепкие ветки фиолетовой, оранжевой и красной буганвилии. В такие минуты так и кажется, что вот-вот раздастся топот под потолком, потом распахнётся окно и в нём появится Душенька с яблоками для Яшки, а из кухни потянет запахом пирогов.
Как-то безмятежным, тихим летним вечером Илья проходил мимо дома Душеньки. Остановился. Вошёл во двор. «А я знаю, я разгадал твой секрет, старая! – вдруг подумал он, озираясь вокруг: - Ведь, ты ничего не потеряла, потому что ты любила... И была права. Если память о твоей безграничной доброте живёт и после смерти, значит, права...»
Конец.
